Дина Лампитт - Серебряный лебедь
Все встало на свои места — странная связь, пробудившая древние силы зла, любовь, которая так отличалась от любви к Мелиор Мэри… Боже, какой ужас!
— Значит, я нарушил основной закон Господа, — в отчаянии проговорил Гиацинт. — Произошло кровосмешение, и Гарнет — сын брата и сестры.
Елизавета разрыдалась.
— Боже праведный, твои слова режут мне ножом по сердцу! Ведь я могла предупредить тебя! Но я поклялась сохранить доброе имя. Понимаешь, много лет назад у меня была подруга — Амелия Фитсховард. В юности она убежала из дому с солдатом, а он оставил ее с ребенком на руках. Семья была страшно опозорена, и Амелию отправили в Кале, где находилась другая ветвь их семьи. Она происходила от Захария Фитсховарда и Розалинды Бенестер, живших около двух веков назад. Мэтью, семья всегда гордилась своими предками. Там родился ты, и тебе дали фамилию Бенистер — так она со временем изменилась, — то есть фамилию твоих кузенов. Перед смертью Амелия оставила мистеру Пеннинкьюку, своему поверенному, подробные указания и письмо, в котором просила, чтобы тебя послали сюда и чтобы я заботилась о тебе. Она также попросила меня воспитать Сибеллу. В моем доме жили оба ее ребенка — один незаконнорожденный, а другой — от ее мужа Ричарда Харта, и, согласно ее последней воле, я никогда вам ни о чем не рассказывала. А теперь ты видишь, какая трагедия из всего этого получилась.
— А Сибелла тоже ничего не знала? Она умерла, так и не поняв, в чем дело?
— Судя по всему — да.
Теперь, когда Гиацинт узнал, что в ту прохладную ночь зачал ребенка со своей сестрой, он понял, кем был на самом деле — инструментом судьбы, неизбежности. Он так любил жизнь, так наслаждался ее светом, а оказывается, все, что от него требовалось, — стать отцом Гарнету. Мэтью Бенистер и все его желания не имели никакого значения.
В дверях он обернулся и сказал:
— Я прощаюсь с вами и никогда не вернусь. Единственная моя просьба — скажите вашей дочери, что я всегда буду любить ее.
Но, произнося эти слова, Гиацинт уже знал, что Уэстоны ничего не скажут Мелиор Мэри. Им легче заставить себя поверить, что со временем страсть угаснет, их дочь утешится и вступит в безопасный и удобный брак, который сохранит Саттон и продлит линию Уэстонов на века. Эта мысль молнией пронеслась в его голове, и он снова обернулся.
— На наследнице замка Саттон лежит печать проклятия, не так ли? Мелиор Мэри будет лишена настоящей любви. — На какое-то мгновение к Мэтью в последний раз в жизни вернулась способность к ясновидению. — Все эти события привели только к одному — ваша дочь никогда не выйдет замуж, и прямая линия, начавшаяся с сэра Ричарда Уэстона, прервется.
— Уходи, наконец, — сказал Джон, — ты и так стал причиной очень многих бед. И чтобы ноги твоей в Саттоне больше не было!
— Уж в этом будьте уверены. Ваш дом вывел меня из равновесия, выбил из колеи, как и Джозефа Гейджа. Да и Сибеллу он убил.
Мэтью было очень горько. Он распростер миру свои объятия, был рад предложить ему всего себя, а жизнь закончилась так рано, в двадцать один год.
— Куда ты пойдешь? — спросила Елизавета.
— Один Бог знает. Попытаюсь найти покой, чем бы он ни оказался.
Его близорукие глаза тихо мерцали голубым цветом, а темно-рыжие волосы красиво обрамляли лицо.
— Я буду молиться за тебя, Мэтью Бенистер.
От отчаяния он засмеялся каким-то неживым смехом и навсегда скрылся из виду.
Следующий день стал свидетелем того, как траурный кортеж направился к семейной усыпальнице Гейджей, где Сибелле предстояло обрести вечный покой. Со дня ее гибели Мелиор Мэри не произнесла ни слова и, хотя и позволила Клоппер облачить себя во все черное, ни разу не вышла из своей комнаты. Джон и Елизавета ничего не могли сделать и в конце концов послали к ней Митчела, в своем траурном одеянии похожего на черного ворона.
Мелиор Мэри стояла спиной к нему, глядя из окна на сады. Даже не обернувшись, она поняла, кто пришел, потому что сказала:
— Она стояла там прошлой ночью и смотрела на меня. Вы знаете об этом, Митчел? Сибелла во всем обвиняет меня, и правильно делает. Если бы я ничего не сказала, она бы сейчас была жива.
Мелиор Мэри почувствовала на плечах прикосновение сильных рук и услышала:
— Мисси, будьте осторожны. Вы ступили на опасную дорожку. Сибелла никогда не стала бы обвинять вас, она, возможно, просто искала своего ребенка, несчастную заблудившуюся душу.
— Но она стояла там под проливным дождем и смотрела прямо на меня.
— Она смотрела на дом. А теперь возьмите себя в руки, нас ожидает долгое путешествие — нужно хоть немного успокоить убитого горем мужчину.
— Вы говорите о Мэтью?
— Я говорю о ее муже — о Джозефе Гейдже. — В его голосе послышались нотки раздражения. — Мисси, нельзя так распускаться.
Она метнула на него огненный взгляд.
— Что вы имеете в виду?
— То, что сказал. Из-за вашего ужасающего эгоизма вы совершенно не думаете ни о страданиях вашей матери, ни о горе отца, стоите здесь с видом мученицы, а на всех остальных вам наплевать.
Мелиор Мэри вырвалась, но он снова поймал ее за запястья.
— Послушайте меня, — прошептал он. — Все мы несем на себе бремя вины. Нет ни единого мужчины, ни одной женщины, не виноватых ни в чем. Но дело в том, как мы несем это бремя. Ваша вина, мисси, очень личного характера. Вы можете кричать и плакать в тишине своей комнаты, пока не облегчите сердце, но не взваливайте на весь мир свои беды.
Мелиор Мэри высвободила руки и, потирая образовавшиеся красные пятна, спросила:
— Гиацинт ушел, правда?
— Он уехал на рассвете.
— Я поеду за ним.
— И откажетесь от замка Саттон? Ведь ваш отец теперь никогда не разрешит вам выйти за Бенистера замуж. Он скорее лишит вас наследства, и вы знаете, что я говорю правду.
Она медленно перевела на него взгляд.
— Да?
— Вы прекрасно понимаете, что это именно так. Хорошенько все обдумайте. Если вы сейчас поступите неправильно, то никогда ничего не получите.
— Но я страдаю из-за своей вины.
— Говоря о глазах ребенка, вы хотели привлечь внимание к тому, что они похожи на глаза Бенистера? Вы намеренно спустили с горы повозку смерти?
— Нет.
— Тогда успокойтесь, мисси. Вы должны быть сильной. Вам никогда не удастся удовлетворить желания своего сердца. Но вот что я вам скажу: я буду следить за вами и вашим поведением, как ворон. Хозяйка Саттона должна быть достойна своего звания.
— А если я уволю вас со службы?
— Вы никогда не сделаете этого. Только привидение может жить без своей тени.
И Митчел взял ее под руку и вывел к черному экипажу, а с колокольни церкви Святой Троицы донеслись скорбные удары колокола, звонившего по Сибелле.
