Виктория Холт - Дочь Сатаны
— Капитан смотрит на всех женщин, — возразила Тамар.
— Но на некоторых по-особенному. К примеру, на Полли Игл.
— Полли Игл!
— Ее первый ребенок не от Томаса Игла.
— Аннис, прекрати сплетничать.
— Хорошо, миссис. Я слыхала, что птицы, которых мы взяли на корабль, вот-вот передохнут. Помета там целые кучи, слабенькие цыплята прямо-таки вязнут в нем…
— Так ты говоришь, капитан и Полли Игл?
— Не теперь, миссис. Это было до нашего отплытия. Ведь вы сами знаете, волосы льняные, глазки голубые… Да, не теперь… Нынче капитан не сводит глаз лишь с одной…
— Ну, давай, продолжай…
— Это-то меня и пугает, миссис. Его глаза на загорелом лице так сильно сверкают. А как он обходится с мистером Брауном! Худо это. И я вижу, что это значит.
— Ты видишь слишком много, Аннис.
— Может, так оно и есть, только я прошу вас поостеречься. Нельзя играть с таким достойным человеком, как мистер Браун. И негоже вам играть с таким худым человеком, как сэр Бартли. Когда вы начинаете играть с такими мужчинами… ничего хорошего из того не выйдет. Вот я и боюсь, миссис, кабы не вышло худо!
— Неужто ты думаешь, Аннис, что я не сумею предотвратить ссору между ними?
— Нет, миссис. В вас есть колдовская сила, но и у Бартли она есть. Он объездил весь свет и повидал то, чего мы не видели. Я слыхала, что эти люди чудом спаслись, убежав из тюрьмы… чудом, да и только. Я смотрела на него, когда он кричал на своих людей. Этим кораблем управляет сам дьявол! Вот я и спрашиваю себя: неужто он продал душу нечистому за то, что тот вызволил его из плена?
— О нет! — крикнула Тамар. Она внезапно расхохоталась. — Он продал душу нечистому еще до того, как попал в плен к туркам.
Мимо них пробежали дети.
— Качай насос! Нас пробило насквозь. Корабль горит!
Тамар посмотрела на них невидящим взором, она думала о дьявольском огне, который светится в глазах Бартли.
— Слава Господу! — завопил Дик. — Огонь потушен. Позаботьтесь о раненых. Матросы! Вымыть палубу! Починить паруса и ванты! Заделать пробоины! С нами святой Георг!
«Скоро что-то должно случиться, — подумала Тамар, — это нечто надвигается все ближе и ближе».
Когда многие пассажиры заболели, Тамар стала помогать лекарю врачевать. У нее были отвары и настойки, и многие верили, что она скорее вылечит их, чем врач. Многие страдали от слишком соленой пищи, зловонного воздуха в каютах и грязи. Хьюмилити страдал не менее остальных, но он не лежал на койке, а обходил больных, молился вместе с ними, толковал с ними о том, какое занятие они выберут себе в новой стране.
Бартли использовал любую возможность поговорить с Тамар, и его слова служили доказательством того, что он, невзирая на ее замужество, собирается заполучить ее. Временами ей казалось, будто он собирается убить Хьюмилити. Он в своей жизни убил многих, так что значит для него одним больше, одним меньше?
В своих собственных чувствах ей было трудно разобраться. Тамар уверяла себя, что ей жаль Хьюмилити. Он слонялся по кораблю, бледный, изнуренный, думая о страданиях других, а не своих; и это вызывало в ней уважение. И все же, когда она находилась рядом с ним, ей хотелось мучить его, дразнить, вызывать в нем желание и тут же напоминать о положении, в котором она якобы находилась. Он раздражал ее, доводил до бешенства. Она уверяла себя, что ненавидит Бартли, что он плохой человек, жестокий и коварный. И все же, когда тот подходил к ней, ее сердце замирало от радости и билось сильнее. В глубине души она понимала, что присутствие Бартли на борту «Либерти» делало путешествие более интересным и волнующим, хотя и не желала признавать это.
— Ах! — воскликнул он однажды, останавливая ее, когда она проходила мимо с ящиками лекарств. — Тебе не следовало отправляться в подобное путешествие, раз ты ждешь ребенка…
— Кто сказал тебе, что я жду ребенка?
Он нагло усмехнулся.
— Люди говорят. Жена Джона Тайлера знает, Джон Тайлер тоже…
— Я велю Джону Тайлеру и его жене не соваться в мои дела. Что до тебя… так тебе не стоит обо мне заботиться и жалеть меня.
— Я всегда о тебе забочусь. И буду заботиться, пока жив.
— Мой ребенок не родится на этом корабле!
— Откуда ты знаешь?
— Знаю!
— Мистер Хьюмилити продолжает воздавать хвалу Господу за плодовитость его жены! Так говорит Аннис. Но она говорит еще кое-что. Она думает, что ее госпожа ошибается, что она вовсе не беременна.
Тамар густо покраснела.
— О, ты не должна сердиться на этих Тайлеров, — продолжал он. — Они простые, честные люди. Сам Тайлер болтлив, а жена не очень-то позволяет ему распускать язык. Но когда капитан оказывает ему честь, задавая вопросы, ему нелегко удержаться и не ответить на них.
— Как ты смеешь обсуждать меня с этими людьми?
— Не бойся. Это наш маленький секрет. Хьюмилити Браун твой муж, он человек добродетельный и спит с тобой из благочестия, а не по страсти. Превосходный человек! Он не занимается любовью, когда цель достигнута.
— Мне всегда была отвратительна твоя грубость. Сделай милость, веди себя прилично!
— Сделать тебе милость? О, как мне хочется сделать тебе приятное, угодить тебе. А как меня радует, что после того как я вернулся домой, ты не можешь выносить этого человека рядом с собой. Так ты, стало быть, сказала ему, будто ждешь ребенка, зная, что заставишь тем самым святошу держаться подальше от тебя?
Она слегка оттолкнула его и пошла дальше с высоко поднятой головой. Но в ушах у нее звенел его саркастический смех и на душе было неспокойно.
Ночью, когда поднялся сильный шторм, Тамар поняла, как сильно Хьюмилити страдает.
Весь день сильно штормило, а к вечеру всем пассажирам было ведено спуститься в каюты.
Тамар увела детей к себе в каюту и не спускала с них глаз. Маленькая Лорея дрожала от страха, и даже Дик был напуган. Настоящий шторм был страшен, не то что воображаемый во время игр. К тому же им приходилось сидеть в каюте, как велел им Бартли. Во время игр Дик, стоя на палубе в воображаемый шторм, отдавал команде приказы.
— Это сильный шторм? — спросила Роуан.
— Не такой сильный, как тот, про который мне рассказывал сэр Бартли. Тот был в Бискайском заливе.
— Мне не страшно, — заявила Роуан.
— А кто сказал, что тебе страшно?
— Знаешь, а почти все боятся… Аннис и Джон чуть ли не целый день молились. А что, если корабль пойдет ко дну?
— Сэр Бартли этого не допустит.
— Он сказал, что это паршивое старое корыто, никчемное старое корыто. Так он сказал. Я думаю, ему не нравится этот корабль.
Дик засмеялся.
— Капитаны всегда так говорят. А на самом деле каждый капитан любит свой корабль. Если «Либерти» потерпит крушение, мы сядем в шлюпки. А может, нас захватят пираты…
