Ширл Хенке - Глубокая, как река
Микайя приветственно помахал Оливии рукой, и в этот момент его обошел Встречный Ветер, молодой воин, за плечами которого было пятнадцать зим. Он преследовал крупного быка, в которого уже дважды стрелял. Теперь юноша снова нажал курок. Разъяренное животное, одуревшее от боли, пырнуло рогами первое попавшееся живое существо — лошадь, на которой сидел Микайя. К счастью, бизон едва держался на ногах, рога лишь царапнули кожу, и бык упал под ноги лошади. Встречного Ветра унесло рвавшееся вперед стадо, а Микайя перелетел через голову внезапно остановившегося коня, оказался на спине бегущего большого бизона и изо всех сил вцепился обеими руками в густую жесткую шерсть. Бык не обращал внимания на незваного пассажира, стремясь спастись от гремящих вокруг выстрелов, метнулся в сторону от стада. Издали послышался испуганный крик Оливии, и Микайя мысленно обругал глупую девчонку, зная, что та непременно бросится к нему на помощь.
Оливия послала кобылу вперед, в гущу насмерть перепуганных животных. Девушка не думала об опасности, ее заботила только судьба приемного отца, оседлавшего огромного бизона. Поравнявшись с быком, Оливия подняла ружье, готовая выстрелить, как только Микайя спрыгнет на землю, если бизон попытается достать его рогами. Но великан не спешил, выжидал, пока пространство вокруг очистится, и постепенно сползал к хвосту, чтобы при соскоке не угодить под копыта. Девушке пришла в голову иная идея, и она направила лошадь почти вплотную к быку, подвинулась к холке, а Микайя на скаку перепрыгнул в седло. Вороная вынесла их к небольшому холму, поросшему соснами, и остановилась взмыленная, тяжело поводя боками. Двойная нагрузка, с учетом веса великана, далась лошади с трудом.
— Ого-го, девочка! Вот это скачки! — заорал Микайя, спрыгивая на землю.
— Скачки! Какие скачки? Ты, старый дурень, чуть не попал под копыта! Еще секунда, и тебя бы стерли в пыль! — возмущалась Оливия, еще не оправившаяся от испуга. Она соскочила на землю и упала в медвежьи объятия великана, по-прежнему сжимая в руке ружье. Микайя подхватил ее, высоко поднял над землей и закружил, будто девушка ничего не весила:
— Прости, Искорка, что испортил тебе охоту. Видно, слишком увлекся, залюбовался тобой и обо всем позабыл. Зато теперь могу похвалиться, что не хуже тебя держусь на лошади. А может, и лучше. Ведь ты на бизонах никогда не скакала?
— Нет, не случалось и совсем не хочется.
— Вот и хорошо. Меня тоже не тянет. Одного раза хватит на всю оставшуюся жизнь.
И оба расхохотались, довольные, что все кончилось благополучно. Тем временем стадо бизонов скрылось за горизонтом, и на поле остались туши убитых животных, которых здесь же разделают индейцы, а шкуры и мясо отнесут в лагерь. Мерин Микайи смирно поджидал хозяина возле туши бизона, сраженного Встречным Ветром, и вроде нисколько не пострадал от рогов быка. Микайя свистнул, и мерин затрусил в его сторону.
— Все в порядке, — заключил великан, осмотрев небольшую рану на боку коня. — Теперь пора заняться твоей добычей. Должен сказать, что ты сделала правильный выбор. Отменная бизониха.
— Как ты думаешь, твои друзья-индейцы сложат песни о подвигах сына-дочери Большого Медведя? — поддразнила Микайю Оливия.
— Скорее они сложат песни о глупой девчонке, путавшейся под ногами бегущего стада бизонов, чтобы вывезти на маленькой кобыле старого никчемного Большого Медведя, — дрогнувшим голосом ответил Микайя. — Ты спасла мне жизнь, Искорка.
— Возможно, но все равно счет в твою пользу. Ты спасал мне жизнь ежедневно и ежечасно с того момента, когда вытащил из лап медведицы.
И они вдвоем направились к убитой Оливией бизонихе, чтобы заняться разделкой добычи.
Время замерло и утратило значение. Сэмюэль давно перестал подсчитывать дни, проведенные вдали от человеческого жилья. Его главной заботой стали пища и тепло. В данную минуту припекало солнце и можно было отогреть под жаркими ласковыми лучами израненное тело.
Однако наступят сумерки, и с ними придет жестокий холод, от которого нельзя спастись человеку, одетому лишь в обрывки брюк. Сэмюэлю пришлось отрезать большую часть штанин, чтобы смастерить какое-то подобие обуви. Ступни ног были изрезаны острыми камнями и исколоты колючками, и каждый шаг отдавался острой болью.
В первые дни удалось поймать голыми руками немного рыбы, которую Шелби съел сырой, но с рекой он был вынужден распрощаться, поскольку в этих местах можно было столкнуться с индейцами и не очень хотелось разбираться, как они настроены — враждебно или дружественно. А найти пропитание в лесах оказалось трудно, полковнику попадались только ягоды. На таком рационе через какое-то время стало подташнивать, кружилась голова и плыло перед глазами. Видимо, сказывался и удар боевой палицей по голове. Сэмюэль потерял счет дням, временами не мог заставить себя встать и ползал на четвереньках в поисках пищи, впадал в беспамятство и мог сутками проваляться на одном месте. Но потом резь в желудке вынуждала ползти дальше.
В минуты просветления полковник осознавал, что в его нынешнем состоянии вряд ли стоит добираться до поселения белых. Силы на пределе, рана в боку затянулась, но воспалилась, причиняла невыносимую боль и могла оказаться смертельной, если не удастся найти врача. Эта тревожная мысль и вынудила искать новый выход. Раньше Сэмюэль обходил стороной селения индейцев, опасаясь, что их жители, подобно Пожирателю Змей, подпали под влияние англичан, но теперь у него не было выбора.
— Либо вполне вероятные пытки и смерть от рук индейцев, либо совершенно неизбежная смерть от голода и гангрены, — сказал себе полковник.
Язык будто распух и с трудом ворочался во рту, Сэмюэля бросало то в жар, то в холод, но по крайней мере в затылке не било неистово молотом, как прежде. И он решил искать помощи в первом попавшемся на пути селении — если только сумеет до него дойти.
В самом центре селения на просторной площадке ярко пылал огромный костер, высоко в небо вздымались длинные оранжевые языки пламени, шипели угли под каплями расплавленного жира. На огне жарились громадные куски мяса, а из-под крышек кастрюль, стоявших на углях, вырывался пахучий пар. Сегодня пировали все жители селения от мала до велика.
Для Оливии и Джонстона это был последний день праздника, венчавшего конец большой охоты, и завтра предстояло возвращаться домой, в хижину на реке Гасконейда, с грузом своей доли шкур и мяса бизона. А в селении пока не стихали разговоры о сыне-дочери Большого Медведя, чье участие в охоте принесло большую удачу; с восхищением вспоминали о том, как с первого выстрела Горячий Уголек уложила бизониху и как потом выхватила буквально из-под копыт обезумевшего от страха стада своего приемного отца. Все нахваливали девушку, но ни один молодой воин не решился предложить за нее богатый выкуп. Микайя объяснил это просто: никто не отважится взять в жены девушку, доказавшую свою способность бить зверя лучше многих опытных охотников. С такой женщиной нелегко будет справиться.
