Джейн Фэйзер - Колдунья
— Отойди, — рявкнул Хьюго, когда Хлоя появилась рядом с ним, — и не мешайся под ногами!
Хлоя послушно отступила, а он, задыхаясь от дыма, попытался открыть дверь. Хьюго отпрыгнул в сторону, когда справился со щеколдой; дверь распахнулась. Языки пламени потянулись к ним, треск горевшей соломы сливался с ржанием обезумевшей лошади.
Хьюго прикрыл лицо рукой и бросился в огонь. Он знал, где стоит каждая лошадь. Задвижки на стойлах раскалились, и на его пальцах мгновенно появились волдыри. Животные не были привязаны, но были слишком напуганы, чтобы самостоятельно выбраться во двор через пламя и дым.
Хьюго схватил черного жеребца за гриву и потащил упиравшееся животное из стойла, молясь, чтобы одно из мощных копыт не свалило его. Они прошли немного вперед; почуяв свежий воздух, жеребец толкнул Хьюго и как бешеный выскочил во двор.
Самюэль уже был рядом и открывал задвижки на других стойлах. Что-либо разглядеть было невозможно. Ориентиром служил лишь топот копыт и испуганное ржание. Хьюго почувствовал, что у него начинают тлеть волосы, кожа вздулась, ноздри воспалились; легкие вздымались от нехватки воздуха.
Даппл был освобожден. Самюэль пытался справиться с одним из гунтеров, которые были так напуганы, что отказывались покидать свои стойла. Внезапно рядом с ним появилась Хлоя. Она схватила одного из гунтеров за гриву и стала выводить его. Задыхаясь от дыма, она что-то говорила, и голос ее подействовал на животное успокаивающе. Она направила его к двери, хлопнув по корпусу.
Когда жеребец бросился вперед, она стала пробираться в дальний конец конюшни, закрыв лицо рукавом ночной рубашки. Ее гнедой находился там, рядом с Росинантом, и Хлоя могла спасти только кого-то одного.
Гнедой был молод и неопытен, он сопротивлялся ее попыткам вывести его. Ее голова уже готова была разорваться от жары, легкие жгло огнем, и Хлоя чувствовала, что вот-вот потеряет сознание. Из последних сил, в полном отчаянии, она взобралась на деревянную перекладину стойла и упала вперед на спину жеребца. Каким-то чудом она удержалась, ухватившись за холку, затем сильно ударила голыми пятками по его бокам, направив коня из стойла. Жеребец пулей вылетел из конюшни.
Хьюго в тревоге оглядывал двор, где стояли, перебирая копытами, освобожденные лошади. Ночь была очень светлой, яркая полная луна плыла по небу. Наконец появился Билли, его лицо казалось совсем белым в лунном свете, вместо обычной сонливости оно выражало ужас. Только Хлои нигде не было видно.
— Хлоя! — закричал Хьюго в панике, и как раз в этот момент гнедой жеребец выскочил из горящей конюшни; он выкатил глаза, обнажив большие желтые зубы.
— Черт побери, — воскликнул Хьюго, и его ужас сменился страшной яростью. Он обхватил Хлою за талию и стащил с лошади. Ее брови и пряди волос на лбу обгорели, на щеках, покрытых копотью, пролегли черные дорожки слез боли и отчаяния.
— Нет, это же надо было решиться на такой безумный и безрассудный поступок! — бушевал Хьюго. — Я же велел тебе держаться в стороне. — Он встряхнул ее, приподняв над землей, вне себя от ярости.
— Я должна была спасти Петрарку, — закричала она с такой же яростью. — Петрарка остался там. Я не могла его бросить.
— Петрарка? — На мгновение он растерялся, но потом все понял. Чертов жеребец наконец обрел имя. — Я как раз направлялся за ним, — заявил он, резко опустив ее на землю.
— Но он мог погибнуть, — закричала она, вытирая слезы тыльной стороной ладони и размазывая копоть по лицу. — Я не могла ждать… И Росинант… он все еще там. — Внезапно она нырнула ему под руку и кинулась к конюшне, забыв все, что он только что сказал.
— Хлоя! Немедленно вернись! — Он бросился вперед и схватил ее за руку, оттаскивая от горящего здания. — Ты что, не слышала меня? — Он толкнул ее в сторону Самюэля. — Не отпускай ее! — И Хьюго вновь бросился в заполненную дымом конюшню, спотыкаясь и стараясь низко наклоняться. К тому времени, когда он, наконец, добрался до последнего стойла, его легкие, казалось, вот-вот разорвутся от нехватки воздуха, дым совсем ослепил его. Жар пламени был нестерпимым; он чувствовал, что его одежда начинает тлеть, обжигая кожу.
Каким-то образом ему удалось схватить ослабевшую клячу за гриву. Он почувствовал запах горевшей шкуры коня. Он потащил Росинанта из конюшни, благодаря Бога за то, что после многих лет постоянного голода животное было достаточно легким и что он смог справиться с ним.
Хьюго выбрался во двор как раз в тот момент, когда его легкие готовы были лопнуть. У Росинанта подогнулись колени, он упал и остался лежать на земле; бока его вздымались, изо рта шла пена, глаза закатывались.
Хлоя присела возле бедной клячи. По ее щекам все еще текли слезы. Она положила ладонь на обожженный бок животного и посмотрела на Хьюго.
— Прекрати его мучения. Он не может дышать. Ему не пережить этого.
— Я принесу пистолет, — сказал Самюэль.
Он вернулся через несколько минут и молча подал пистолет Хьюго. Хлоя все еще сидела возле Росинанта, что-то шепча ему, как будто он мог услышать ее.
— Иди в дом, Хлоя, — резко сказал Хьюго, наклоняясь, чтобы помочь ей встать. — Сейчас же!
— Нет, ничего. Мне нужно…
— Иди! И надень рабочее пальто заодно. — Он нагнулся и приставил пистолет к голове коня. Прозвучал выстрел, и Росинант, один раз дернувшись, успокоился навсегда.
— Я убью Джаспера!
Ожесточенность тихо прозвучавшего восклицания заставила Хьюго вскочить. Хлоя стояла в стороне, вне поля его зрения, когда он стрелял в коня. Но она по-прежнему была без пальто и все это время, похоже, оставалась во дворе.
— Я же велел тебе уйти в дом.
— Не было необходимости делать это, — сказала она, ее рот упрямо сжался, превратившись в тонкую линию, уже хорошо знакомую Хьюго.
— Иди и надень пальто! — приказал он отрывисто. Генеральное сражение с его своевольной подопечной придется отложить до тех пор, пока пожар не будет потушен.
Хлоя отправилась за пальто без возражений и вскоре вернулась к ним. Хьюго и Самюэль спешно наполняли ведра водой из колонки.
— Я буду качать воду, — сказала она, выхватив ручку у Билли.
Спустя полчаса огонь удалось обуздать. Конюшня была построена крепко, из известняка и, когда солома и деревянные перекрытия сгорели, огню больше нечем было поживиться, и он постепенно угас.
Хлоя, не выпускавшая ручку насоса все это время, вспотела, руки ее покрылись волдырями. Ночная рубашка под пальто была разорвана, лицо, руки и ноги перепачкались, как у углекопа. Но она не позволяла себе передохнуть и стала успокаивать лошадей, устраивая их в сарае, где запах обуглившегося дерева и горелой соломы не был сильным. Пока она занималась этим, мужчины отвезли Росинанта на повозке в поле и закопали его.
