Анна Бартон - Секреты леди

– Хочу увидеть тебя всю, целиком, и всю попробовать. Давай снимем сорочку.

Она послушно села; одним легким движением Бенджамин сдернул последнюю защиту. Теперь уже ничто не укрывало Дафну ни от прохладного воздуха, ни от пронзительного, хотя и откровенно восхищенного взгляда. Впрочем, последние льдинки смущения скоро растаяли, сменившись восторженным вниманием. Бенджамин скинул рубашку, как будто приглашая оценить накачанные мускулы и классический треугольник безупречно правильной фигуры.

Как и следовало ожидать, он оказался прекрасным, как античный бог, а несколько шрамов только украшали и подчеркивали безусловную мужественность. Темные волоски покрывали грудь и живот, Дафна не удержалась и провела ладонью, чтобы убедиться, что они на самом деле такие мягкие, какими кажутся.

Убедилась, никакого обмана.

– О Боже! Дафна!

Рука испуганно замерла.

– Что-то не так?

– Совсем наоборот!

Он опрокинул ее навзничь, и бархатные подушки встретили уютным теплом.

Оказалось, что Бенджамин не шутил, обещая поцеловать каждый дюйм ее существа. Действовал он серьезно, обстоятельно и крайне сосредоточенно. Не пропустил даже незаметного пространства за ушами. Перевернул на живот, чтобы исследовать углубление на пояснице, а потом наметил влажную дорожку по позвоночнику к затылку. Снова положил на спину, согрел губами ключицы, спустился по груди к животу и… ниже. Дафна перестала дышать, но доверчиво раскрылась навстречу.

Однако Бенджамин не спешил продолжать. Голова покоилась между ног, длинные волнистые волосы щекотали чувствительную кожу. Выждав несколько томительно долгих мгновений, он наконец проник языком в потаенное пространство и принялся настойчиво и безжалостно доводить до исступления. Дафна напряженно прогнулась, замерла и тихо вскрикнула. Язык двигался все настойчивее, подчиняясь гипнотическому ритму, – до тех пор, пока зародившаяся между ног пульсация не поднялась к голове, ушам и…

И не взорвалась волной блаженства. Где-то глубоко внутри возник влажный жар, стремительным потоком растекся по телу, проник в каждую клетку, наполнил восторгом и вдохновением. Волны мерно накатывали и умиротворенно отступали, оставляя ощущение полноты жизни, сладкую усталость и удовлетворенную сонливость.

Сквозь туман Дафна увидела, как возлюбленный встал и взял с кресла шаль. Вернулся, сел рядом, приподнял и заботливо укутал ее. Она машинально теребила бахрому и ждала.

Пока сердце вернется к нормальному ритму.

Пока Бенджамин что-нибудь скажет.

Или поцелует.

Он выбрал последний вариант. В этот раз языки встретились для серьезного разговора. Каждый вызов и каждый ответ подводили ближе к неизбежному завершению этой необыкновенной ночи и доказывали очевидное: она должна принадлежать ему.

Дафна не услышала от Бенджамина никаких обещаний и не надеялась на предложение руки и сердца.

Несмотря на сомнения, она свободно и сознательно шла ему навстречу, потому что знала: что бы он ни почувствовал и ни сделал завтра, какое бы решение ни принял, в ее жизни другого мужчины не будет.

Она неловко расстегнула на нем бриджи, он неловко скинул сапоги. Оба долго смеялись, когда он едва не опрокинул стоявшую на полу лампу. Однако, как только пришло время снять брюки и обнажить раненую ногу, Бенджамин сразу стал серьезным, но не смог скрыть смятения. Покалеченное бедро доставляло ему не только физические страдания, но и душевную боль, он считал себя уродливым, стыдился собственного тела.

Однако в эту минуту Дафну значительно больше интересовала другая часть мужской анатомии.

Должно быть, он истолковал ее взгляд ошибочно.

– Хочешь, надену брюки, чтобы тебе не приходилось смотреть на ногу и тем более касаться ее?

– Иди сюда.

Он лег рядом, но постарался устроиться так, чтобы правая нога оказалась в стороне.

– Знаешь, что мне нравится в тебе больше всего?

– Дипломатичность и любезные манеры?

Дафна улыбнулась и покачала головой.

– То, что между нами нет секретов. Мне не приходится ничего прятать от тебя, а тебе незачем скрываться от меня.

– Но ведь это совсем другое, – печально вздохнул Бенджамин.

– Да, конечно. Не изъян характера, не ошибочное суждение, не глупый поступок. Это шрам – точнее, много шрамов, и, честно говоря, я их ненавижу.

Во взгляде Бенджамина мелькнул испуг.

– Но совсем не по той причине, о которой ты подумал. Ненавижу потому, что они наглядно показывают страшные страдания, – и прошлые, и настоящие; постоянно напоминают о том дне, когда ты потерял друга; заставляют ощущать неполноценность, о которой на самом деле не может быть и речи. – Дафна провела ладонью по крепким ягодицам, скользнула ниже и бережно погладила болезненные рубцы. Поначалу Бенджамин напряженно замер, однако не отстранился, а через некоторое время успокоился и расслабился.

– Хочу кое в чем признаться, – прошептала Дафна.

Он насмешливо улыбнулся.

– Есть еще и третий портрет? Тот самый, на котором ты изображена в костюме Евы?

– Ужасно смешно, но сейчас речь не о портретах. Дело в том, что сначала я даже не обратила внимания на ногу, потому что смотрела на…

Явно заинтригованный, он приподнялся на локте.

– На что же?

– Сам знаешь.

– Понятия не имею. Говори конкретно.

Дафна украдкой взглянула на объект повышенного интереса и тут же отвела глаза. Ничего себе! Что ж, прекрасно. Она не трусливого десятка и готова принять вызов. Собравшись с духом и не обращая внимания на предательски горящие щеки, посмотрела прямо в насмешливое лицо.

– Я говорю о… о твоем мужском достоинстве.

– То есть о моем пенисе.

– М… да.

Он склонился и прошептал на ухо:

– Ну, скажи же. Только для меня. – Он поцеловал, и горячая волна вожделения накатила с новой силой. – Скажи, что смотрела на мой пенис.

– Была… – Дафна нервно сглотнула. – Была поглощена твоим… твоим…

Бенджамин потер пальцем и без того возбужденный сосок.

– Говори.

– Пенисом, – еле слышно закончила Дафна.

– Замечательно! Отличное начало. Еще немного, и сможешь спокойно беседовать с матросами.

Дафна вытащила из-за спины подушку и шутливо стукнула насмешника по голове. Такой счастливой она не чувствовала себя ни разу в жизни.

Долгий поцелуй сменился новыми, неожиданными ласками. Бахромой шали Бенджамин рисовал узоры на животе, груди, бедрах, а за бахромой без стеснения следовали горячие, настойчивые губы…