Маргарет Макфи - Западня для лорда
— Я рад, что наконец-то могу рассказать тебе, Венеция.
Воцарилось молчание. Воздух в комнате был настолько насыщен эмоциями, что казалось, вот-вот раздастся взрыв. Венеция плакала, не стесняясь и не отирая слез. Линвуд протянул к ней руки, она упала в его объятия, прижалась щекой к груди и громко разрыдалась от облегчения и сочувствия к мужу, на долю которого выпало столько испытаний. Она плакала, а за окном бесновались дождь и ветер.
Линвуд обнимал ее, пока она не выплакала все свои слезы, пока непогода внутри и снаружи не улеглась, оставив лишь успокаивающее биение его сердца. Она прижалась губами к его тонкой белой сорочке, пропитанной ее слезами, и поцеловала его прямо в сердце, затем стала покрывать поцелуями пульсирующую жилку на шее, показывая, как сильно его любит. Наконец добралась до его губ и слилась с ним в сладком поцелуе. Поглаживая его влажные волосы, вгляделась в черные задумчивые глаза.
— Я люблю тебя, Френсис, — сказала она, развязывая ему галстук и отбрасывая на пол.
Расстегнув воротничок рубашки, поцеловала ямочку у основания шеи. Ее руки соскользнули с широких плеч вниз, по отворотам сюртука, ощущая влажную от дождя шерстяную ткань и тепло его тела.
— Ты же простудишься.
Она стянула с него сюртук. За ним последовали жилет и рубашка.
Прижав пальцы к груди Линвуда, Венеция ощутила громкое, размеренное биение его сердца. Запечатлев поцелуй на гладкой коже, она заскользила руками вниз к мускулистому животу.
Услышала, как он вздохнул, содрогнулся всем телом, когда она стала расстегивать пуговицы на бриджах и ласкать напрягшийся член через тонкую ткань панталон.
Схватив за талию, Линвуд крепко прижал ее к себе и принялся целовать, одновременно расстегивая платье. Наконец они полностью обнажились друг перед другом в свете свечей.
— Я согласился бы еще сотню раз пройти через тьму, боль и страдания, потому что они привели меня к тебе. Я люблю тебя, Венеция. Всецело и безоговорочно. Это правда.
Заключив ее в объятия, он занялся с ней любовью.
К утру непогода улеглась, небо прояснилось и снова стало голубым, выглянуло солнце. Линвуд чувствовал, что с его плеч сняли тяжкое бремя, хотя он все еще тревожился, как бы расследование властей не раскрыло вину Найта. Что бы ни случилось в прошлом и что бы ни готовило будущее, он мог все снести, зная, что Венеция любит его. Теперь он понял, что испытывает Найт к Мэриэнн. Он удивлялся лишь, как это его зять не прикончил Ротерхема еще раньше. Если бы кто-то причинил зло Венеции, Линвуд поквитался бы с мерзавцем, не колеблясь ни секунды.
От холодного солнечного света ее бледная кожа заблестела, щеки слегка порозовели. Она была его сердцем, жизнью. Подняв глаза от чашки кофе, она заметила, что он наблюдает за ней, и улыбнулась. Эта улыбка перекликалась с радостью, клокотавшей в его сердце. Протянув руку через стол, она переплела свои белые пальцы с его смуглыми. На ее тонком безымянном пальчике красовалось массивное обручальное кольцо.
Они остановились у книжного шкафа. Солнечный свет озарял страницы дневника Ротерхема, до сих пор лежащего на письменном столе.
— Подумать только, он все это время находился здесь, а я и не заметила, что у тебя две одинаковые книги. — Печально улыбаясь, она закрыла дневник. — Прямо на виду, как я и предполагала.
Линвуду потребовалась секунда, чтобы осознать смысл сказанного, его сердце забилось быстрее.
— Но ты ведь пришла в мой кабинет в поисках пистолета, а не дневника.
— И того и другого вообще-то.
— Так ты знала, что дневник пропал?! — не в силах замаскировать удивление, воскликнул Линвуд, пристально глядя на жену.
— Мне не было известно, что это именно дневник, но я знала, что книга у тебя. — Улыбнувшись, она озадаченно посмотрела на него.
— Откуда, Венеция?
Он изо всех сил старался задать этот вопрос обычным тоном, но от нехорошего предчувствия тело напряглось, точно струна.
— Роберт сказал. Его свидетель видел, как ты уносил книгу.
— Клэндон! — Это имя сорвалось с его языка, как проклятие. От осознания того, что на самом деле произошло, у Линвуда закружилась голова. — Каким же я был треклятым идиотом! — пробормотал он, прижимая руку ко лбу.
— Что ты хочешь сказать?
— Ротерхема застрелил вовсе не Найт, а Клэндон.
Линвуд поморщился от собственного заблуждения.
— Роберт? Но это нелепо!
— Клэндон мог узнать о том, что дневник у меня, лишь одним способом — если находился в ту ночь в комнате.
— Но свидетель…
— На мне был плащ, в складках которого я надежно укрыл дневник, прежде чем выйти из кабинета.
— Возможно, брат просто заметил отсутствие какой-то книги на полке.
— Я сдвинул остальные книги так, чтобы не осталось зазора. Кроме того, Клэндон даже не знал о существовании дневника, пока не увидел, как я его забираю.
— Ты не можешь этого утверждать.
— Могу, Венеция.
Он посмотрел на нее в упор.
— Другая книга в твоем книжном шкафу — та, что имеет такое же название, — негромко произнесла она.
Он снял ее с полки и протянул Венеции:
— Это мой дневник.
— Не понимаю.
— Ротерхем был членом одного очень секретного клуба под названием «Орден Волка». Я тоже состою в его рядах.
Она провела пальцами по выгравированным на корешке золотым буквам, задержавшись на слове «Волк».
— А твоя трость с набалдашником в виде волчьей головы?
— Волк — это наш символ. Каждый член ордена обязан ежедневно вести дневник. И каждый прячет его одинаково.
— Одна и та же книга, — прошептала она.
— Обтянутая кожей, сочетающейся с общей цветовой гаммой библиотеки. Писать на ней имя владельца не разрешено, только номер на корешке. Также нам категорически запрещается разглашать любую информацию, связанную с клубом, кому бы то ни было. Ты же знаешь, что за человек был Ротерхем.
— Да.
— Он никогда не рассказал бы о таком Клэндону.
Она закрыла глаза.
— Не могу в это поверить. Роберт никогда бы так не поступил. Отец всегда был добр к нему, признал его своим сыном, представил свету, положил хорошее содержание. Он даже выплатил его карточные долги. Мой брат, конечно, далек от идеала, но убийство… Случившемуся должно найтись иное объяснение. — Она посмотрела на дневник Ротерхема. — Ты его читал?
— Я не особо продвинулся, — процедил Линвуд сквозь зубы. — Негодяй часто излагает свои фантазии, в которых фигурирует моя сестра.
Венеция побледнела.
— Возможно, за несколько дней до смерти он упоминал о чем-то, что может дать нам подсказку.
