Эрин Найтли - Знакомый незнакомец
— Черт возьми, как до этого дошло?
Плечи гнулись под непомерной тяжестью. В наступающем дне… вернее, в обозримом будущем нет ничего хорошего.
Он откинул одеяло и сел, поставив ноги на холодный каменный пол. И посидел немного, прежде чем помассировать сведенные мышцы шеи.
Вот оно.
Он все еще не решил, что сделает, когда увидит Генри. Возможно, положится на реакцию Генри при виде брата. Лучший сценарий?
Бенедикт покачал головой.
Такого просто не существует. Все рухнуло, когда Генри решил напасть на него. Так какова наиболее приемлемая альтернатива? И тут возникает новый вопрос.
Бенедикт встал, зажег свечу и плеснул на лицо холодной воды из тазика на бюро. Капли поползли по его голой груди. Бенедикт оперся руками о бюро, уронил подбородок на грудь и невидяще уставился на влажные дорожки. Выход на самом деле только один: привлечь брата к суду. Так или иначе, Бенедикт привлечет брата к суду. И этот суд отомстит за все страдания Эви.
Он отошел от бюро и натянул рубашку, прежде чем взять седельную сумку с единственного в комнате стула. Уселся на кровать и открыл внешнее отделение, где лежали самые необходимые вещи. Осторожно вынул кинжал, как всегда, безупречно чистый и хорошо отполированный. Когда Бенедикт осматривал лезвие, оно зловеще блеснуло в свете свечи. Удовлетворенный, Бенедикт сунул его в специальный чехол в сапоге.
За кинжалом последовал пистолет. Он предпочитал пистолетам шпаги. Но был достаточно благоразумен, чтобы прекрасно владеть обоими видами оружия. Пистолет был заряжен. Бенедикт спрятал его за пояс и надел пальто, чтобы скрыть оружие от посторонних глаз.
Отложив сумку, он поднял шпагу, лежавшую рядом с кроватью. Этим оружием он владел лучше всего. Со шпагой в руке он чувствовал себя уверенно, зная, что противник обязательно проиграет. Если Бенедикт будет вынужден драться с братом, то выберет шпагу. Все эти годы он представлял, как дерется с братом или отцом. Но никогда не думал, что это может осуществиться на самом деле. Если сегодня дело дойдет до этого, Бенедикт потянется к шпаге.
И победит.
Прикрепив шпагу к поясу, он быстро собрал вещи, задул свечу и отправился на конюшню.
Вся поездка слилась в непрерывное мелькание деревьев по обочине. Позже Бенедикт ни за что не сказал бы, по каким местам проезжал. С каждым шагом коня его решимость крепла. Он вспоминал каждую минуту, которую провел наедине с Эви. Ясно слышал ее смех, ощущал мягкую кожу, переживал все эмоции. Он не мог подвести ее сейчас. Пусть он никогда не сможет увидеть ее, коснуться, снова ощутить вкус ее губ, сказать, что любит, но он клялся Богом, что все исправит.
Приближаясь к поместью, он постарался выбросить из головы все мысли об Эви и сосредоточиться на предстоящей задаче. Мысленно проигрывал все возможные сценарии и не находил удовлетворительного ответа. Предательство, злоба, грубость — вот чего он ожидал от встречи с братом.
И кровь. Дело может кончиться кровью.
Наконец Бенедикт добрался до ухабистого перекрестка, дорога от которого вела к старому охотничьему домику. Бенедикт осторожно вел вперед лошадь, стараясь одновременно осматриваться, чтобы не пропустить очередного подосланного убийцу. Брут, похоже, почувствовал его настроение и несколько раз тревожно мотнул головой. Бенедикт потрепал коня по холке, продолжая следить за обстановкой.
За деревьями никто не ухаживал, и за много лет заброшенности ветви достигали плеч и скрывали от постороннего взгляда домик. Каменистая подъездная дорога изгибалась под углом, следуя очертаниям подножия холма, и Бенедикт вспомнил, что из окон домика открывался великолепный вид на сельскую местность. Если память его не подводит, фасад дома тоже зарос травой и сорняками.
Он уже совсем близко: до носа донесся едкий запах дыма.
Бенедикт остановил коня, хотя дома еще не было видно, и спешился. Он не торопясь проверил оружие, привязал Брута к ближайшей ветке так, чтобы конь мог щипать траву. Поводья были завязаны таким узлом, который можно быстро развязать, на случай если придется поспешно отступить.
Бенедикт решил нырнуть в лес, приблизиться к дому с той стороны, где его точно не увидят, и поморщился, услышав шум собственных шагов по засохшим листьям и валежнику. Но продолжал красться к дому, стараясь поменьше шуметь. Через несколько минут он увидел кирпичные стены, но их было трудно различить из-за толстого ковра плюща, обвившего большую часть здания, если не считать маленьких окон и нескольких участков под крышей.
Когда домиком пользовались, вся земля вокруг была ухожена. Но это было двадцать лет назад.
Бенедикт подошел к деревьям, служившим оградой двора, и снова огляделся. Слава Богу, что дом давно забросили. Высокие кусты ежевики и терна служили прекрасным прикрытием, откуда можно было благополучно подобраться к домику.
Бенедикт сосредоточился на окнах дома, пытаясь уловить хоть какое-то движение. Из трубы в низко нависшее небо поднимался белый дым.
В стекле иногда двигались тени, но он так и не понял, сколько в доме слуг.
Бенедикт расстроенно покачал головой. Пусть брат скрывается, но, несомненно, привез достаточно челяди, чтобы все его приказания исполнялись немедленно.
Пригибаясь под каждым окном, Бенедикт приблизился к фасаду. А когда отошел как можно дальше от кухни, осторожно поднял голову и заглянул в окно маленькой библиотеки. Там никого не было. Мебель по-прежнему была закрыта чехлами. Краска на окне облупилась. Бенедикт потряс раму, на случай если каким-то чудом окно оставили незапертым. Но чуда не случилось.
Он поспешно сбросил пальто, обернул им левую руку, отвернул голову и ударил кулаком по стеклу. Послышался мелодичный звон, прозвучавший в его ушах взрывом. Осколки посыпались на пол.
Бенедикт замер, сжав рукоять пистолета, и прислушался. Ничего.
Подождав немного, он просунул обернутую в пальто руку сквозь дыру в стекле и поднял задвижку. Отверстие оказалось меньше, чем он ожидал, но Бенедикт все равно протиснулся в окно, едва сдерживая просившиеся на язык проклятия. Наконец он оказался в комнате и припал ухом к закрытой двери. Где-то слышались шаги. Возможно, тот слуга, которого он заметил в кухне.
Прежде чем открыть дверь, Бенедикт вынул пистолет. И хотя он не собирался им воспользоваться, все же были вещи, вселявшие страх Божий в человека, особенно когда тот смотрит в дуло заряженного пистолета. Держа оружие в правой руке, Бенедикт медленно, с трудом повернул ручку, которой почти не пользовались за прошедшие два десятилетия. Придержал дыхание и с бесконечной осторожностью, по чуть-чуть, стал открывать дверь.
