К. Харрис - Когда рыдают девы
– Ты спрашивала у отца, что произошло?
– Спрашивала. Он ответил, что Габриель чересчур эмоциональная и явно неуравновешенная особа. Что у нее в тот день случилась какая-то ссора с Чайлдом, однако мне нет никакой нужды из-за этого беспокоиться.
– Твой родитель не очень-то хорошо знает тебя, правда?
Геро встретила взгляд Себастьяна с верувшейся в глаза улыбкой.
– Не настолько хорошо, как ему нравится думать. – Жена закрыла тетрадь, которую читала, и отложила ее в сторону. Теперь Девлин увидел, что это был перевод «Леди Шалот». – На следующий день я отправилась на террасу Адельфи, намереваясь поговорить с Габриель. К сожалению, она еще не приехала с раскопок.
– В котором часу это было?
– Точно не скажу, где-то после обеда. Я оставила Габриель записку, а тем же вечером получила вот что, – Геро вытащила из-под обложки тетради сложенный листок и протянула его мужу.
Развернув записку, Себастьян прочел:
«Геро, поверь, я меньше всего склонна упрекать кого-либо за поступки членов его семьи. Пожалуйста, непременно приезжай на раскопки на Кэмлит-Моут в понедельник, как мы договаривались. Тогда все и обсудим.
Твоя подруга, Габриель»
Задумчиво повертев в руках листочек, Девлин поднял глаза:
– Мисс Теннисон когда-нибудь рассказывала тебе, почему решила никогда не выходить замуж?
Его вопрос, похоже, застал Геро врасплох. Какой-то миг она выглядела озадаченной, затем покачала головой.
– Мы никогда этого не обсуждали. Я полагала, она считает, будто брак несовместим с жизнью, посвященной науке.
– А Бевин Чайлд утверждает, якобы в роду Теннисонов есть эпилепсия, и Габриель боялась, как бы недуг не передался ее детям.
Губы Геро приоткрылись, ноздри дрогнули от резкого вдоха.
– Эпилепсия? Это падучая болезнь, да? По-твоему, Чайлд знает, о чем говорит?
– Не уверен. Я поехал к Теннисонам, чтобы расспросить Хильдеярда, но он по-прежнему где-то разыскивает племянников. Нельзя отрицать, некоторые моменты теперь становятся понятнее: все эти странные фразы насчет здоровья преподобного Теннисона, превращение д’Эйнкорта в отцовского наследника, даже кое-что из сказанного о мальчиках.
– Думаешь, дети тоже могли страдать этой болезнью?
– Не знаю. Ты не замечала никаких признаков?
– Нет, но, если честно, мне почти ничего не известно ни о падучей, ни о ее признаках. А тебе?
– И мне тоже. – Себастьян поднялся со стула. – Зато я знаю, кому наверняка известно.
– Падучая болезнь?
Пол Гибсон перевел глаза с Себастьяна на Геро и обратно. Они втроем сидели в обшарпанных креслах в захламленной, приземистой гостиной доктора. Перед ними на коврике у камина дремал рыже-черный пес.
– Это же более распространенное название эпилепсии? – поинтересовался Девлин.
– Да, но… – Гибсон длинно выдохнул. – Не уверен, что многое вам сообщу. Я ведь хирург, а не врач общей практики.
– Вряд ли ты знаешь об этом меньше, чем мы.
– Ладно... – ирландец поскреб темное от щетины лицо. – Насколько я понимаю, пока точно неизвестно, чем вызывается данное заболевание, хотя теорий, конечно же, существует множество – одна нелепее другой. Но, похоже, наследственная составляющая и впрямь присутствует, по крайней мере в большинстве случаев. Подозреваю, что в действительности под этим названием кроется несколько различных нервных расстройств, которые возникают по разнородным причинам. Одни поражают главным образом маленьких детей, другие не проявляются лет до десяти-двенадцати.
– Именно в этом возрасте был старший сын «Старика с пустошей», когда отец лишил его наследства и завещал все д’Эйнкорту, – заметил Себастьян.
– И не существует никакого лечения? – посмотрела на доктора Геро.
– Боюсь, нет. Обычно таким несчастным предписывают подольше гулять. И еще воду.
– Воду?
– Да. Пить побольше воды, принимать длительные ванны, заниматься плаванием – говорят, помогает. Больные также… – Гибсон покосился на даму и захлопнул рот.
– Что? – поинтересовалась она.
Ирландец нервно заерзал и бросил умоляющий взгляд на Себастьяна.
– Ты не выйдешь на минутку со мной на кухню?
– Можешь говорить здесь. Все равно, когда приду обратно, то сразу же ей перескажу.
Хирург снова поерзал и прочистил горло:
– Ну ладно… Есть признаки… То есть, многие считают, будто судороги могут провоцироваться определенными видами деятельности.
– Какими?
Гибсон вспыхнул малиновым румянцем.
– Как я догадываюсь, – обронила Геро, – вы имеете в виду деятельность плотского характера?
Доктор, щеки которого покраснели уже до пунцового оттенка, кивнул.
– Думаю, такое мнение в немалой степени повинно в том, что болезнь считается постыдной, – предположил Себастьян.
– Да, это так. Установлено, что курение и злоупотребление спиртным тоже вызывают приступы. Любопытно, что обычно, говоря об эпилепсии, мы имеем в виду судорожные конвульсии. Однако она может проявляться и в мягкой форме. Бывает, больные просто на несколько минут становятся невосприимчивыми к окружающему. Они вроде бы в сознании, но кажутся отсутствующими. Затем приходят в чувство, но совершенно не помнят этого промежутка времени.
Девлин увидел, как Геро подалась вперед.
– Что? – спросил он, не сводя с нее глаз.
– С Габриель такое случалось. Не часто, но я дважды наблюдала подобное. Это было, словно она просто… уходила в себя на минуту. А потом вдруг снова становилась прежней.
Доктор кивнул.
– Иногда недуг не прогрессирует дальше. Но случается, что испытанное потрясение, волнение, испуг или иное переживание, которого мы даже толком не осознаем, может стать причиной острого приступа.
Геро покосилась на мужа:
– Но я все равно не понимаю, почему ты считаешь падучую болезнь ключом к убийству.
– У меня из головы не выходит рассказ Чайлда о том, как Чарльз д’Эйнкорт чуть не убил одного из соучеников в Кембридже за намеки в свою сторону. Большинство людей воспринимают эпилепсию как нечто позорное, как семейную тайну, которую, наравне с сумасшествием, следует скрывать любой ценой.
– А такого амбициозного и ни перед чем не останавливающегося типа как д’Эйнкорт еще поискать, – отметила жена. – Так что ты предполагаешь? Что у юного Джорджа начали проявляться признаки болезни? А когда Габриель отказалась отправить племянника обратно в Линкольншир, наш парламентский деятель убил ее и обоих мальчиков?
Шьен поднял голову и заскулил.
– Я думал не об д’Эйнкорте, – ответил Девлин, приседая на корточки рядом с собакой. – Никаких сомнений, он высокомерный, беспринципный лжец, но он еще и трус. Вряд ли парламентарий потащил бы труп своей кузины за десять миль от Лондона на какой-то заброшенный ров, о котором, скорее всего, не слышал и которого наверняка никогда не видел. И если бы кто-то наподобие Рори Форстера пытался шантажировать д’Эйнкорта, тот бы заплатил – не стал бы встречаться с вымогателем в темном лесу и стрелять в него в упор.
Геро круглыми глазами посмотрела на треплющего псу уши Себастьяна.
– Боже милосердный. Ты ведь не думаешь, что Хильдеярд… из-за Габриель? Но это невозможно, – покачала она головой. – Он же был в Кенте.
– Был. Но его имение находится всего в четырех часах быстрой езды от Лондона. Он мог скрытно уехать из Кента рано утром в воскресенье, прискакать в Лондон, убить сестру, отвезти ее тело на Кэмлит-Моут и поздним вечером вернуться в Кент. Нам известно, что адвокат находился в поместье, когда в понедельник туда прибыл гонец из Боу-стрит с сообщением о смерти Габриель, но я очень сомневаюсь, что полицейский поинтересовался передвижениями мистера Теннисона в день накануне.
За узким окном мелькнула молния, осветив лицо Геро мимолетной белой вспышкой.
– Но почему? По какой причине он совершил бы такое?
– Думаю, у твоей подруги случился припадок – гораздо сильнее тех, которые наблюдались у нее раньше. Возможно, он был спровоцирован душевным волнением от известия, что любимый ею человек собирается бежать во Францию, а может, их близостью, или даже страхом и возмущением, пережитыми, когда она узнала правду о подлоге Чайлда. Скорее всего, Габриель написала о приступе брату и заявила, что ему следует уведомить свою невесту о том, что в их роду есть эпилепсия. Вот тогда он и поспешил в Лондон.
Вдалеке пророкотал гром.
– Чтобы убить сестру? Не верю.
– Вряд ли Теннисон приехал с намерением убить. Мне представляется, он собирался поспорить с Габриель, но вспылил и в порыве ярости ударил ее ножом.
– А потом расправился с детьми? Нет, – покачала головой Геро, – он не настолько… дурной человек.
– Весьма сомнительно, чтобы Хильдеярд Теннисон считал себя дурным человеком. Подозреваю, на самом деле он винит сестру в том, что та довела его до смертоубийства. По моему опыту, люди убивают, когда ими завладевают чувства – будь то страх, жадность или гнев. Некоторые впоследствии так мучаются раскаянием, что сводят счеты с собственной жизнью. Но большинство достаточно эгоистичны, чтобы объяснять свой поступок как вынужденный или даже оправданный.
