Анита Фрэй - Монахиня Адель из Ада
У обеих обвиняемых вытянулись лица. Они стали переглядываться.
— Подсудное дело?! Нам каторга грозит?!
— Из-за какой-то маленькой воровки?! Вправду каторга?!
Директриса с возмущённым видом поднялась из-за стола.
— Я, конечно же, утрирую, но вероятность судебного процесса чрезвычайно велика, чрезвычайно. Если девочка не найдётся…. Как бишь её?
— Александра Воронина.
— Если мадмуазель Воронина не сыщется, полетят головы, и в первую очередь ваши!
Обвиняемые снова обменялись взглядами, весьма красноречивыми. Дежурная выступила первой.
— Разрешите внести ясность!
— Вносите!
— Ученица Александра Воронина сегодня ночью была застигнута врасплох на кухне за весьма неблаговидным занятием!
Директриса удивилась, даже вынула мундштук, закурила.
— Застигнута врасплох? За каким же таким занятием, позвольте поинтересоваться? Она что, пыталась подсыпать яду в самовары? Или намазать пол салом, чтобы все с утра грохнулись?
— Она пыталась украсть буханку хлеба!
— Всего то? Ну, и где же она теперь?
— Буханка?
— Прошу не ёрничать! Где в данный момент пребывает ученица второго класса Александра Воронина? Как я понимаю, вам кое-что известно. Это вселяет надежду! Значит нас, всё-таки, не упекут в тюрьму…
Несмотря на резкий тон допроса и явное недоброжелательство со стороны директрисы, ночная блюстительница ни грамма не смутилась. Как и многие другие воинственные граждане, она отлично помнила, что лучшая защита нападение.
— Да её саму надо в тюрьму, эту маленькую мерзавку! Мало того, что буханку искромсала, так ещё и сама ножом обрезалась, испачкала кровью казённое полотенце!
Бонна решила поддержать товарку:
— Эта новенькая самая невоспитанная из всех моих подопечных! Даже ночью ухитряется пререкаться! Дерзила мне! А речь у неё какая, а повадки!
Директриса устало села за стол, прекратила курить.
— Кстати, о повадках… И о деревенских замашках…
Она выдвинула ящик, порылась в нём, нашла несколько листков.
— Вот донесения ваших коллег. Вы обе изволите употреблять нецензурную брань в общении с подопечными.
Обвиняемые снова переглянулись.
— Нецензурную брань?!
— Да! — кивнула директриса. — Я, конечно, понимаю, что наше заведение уже не то, каким оно было в самом начале, полвека с лишним назад, при матушке-основательнице, при императрице Екатерине Великой. Ныне в наши ряды всё чаще проникают провинциалы…
— Ха! Вы ещё не слышали, как учитель химии выражается! А он ведь коренной петербуржец! Несёт такое, что… стыдно вымолвить…
Директриса повеселела.
— Это вам-то стыдно вымолвить? Ну-ну!
Товарки явно решили идти до конца.
— А вы сами как-нибудь послушайте! Постойте-ка под дверью и послушайте! Речь у него в высшей степени некультурная!
Директриса жестом указала провинившимся на дверь.
— Хорошо, я во всё постепенно вникну, во всём разберусь. А вы тотчас же выпустите девочку, накормите чем-нибудь…
Она посмотрела на часы.
— Ведь уже десятый час! Она определённо изголодалась!
Воинственные воспитательницы гордо вышли, а директриса колокольчиком вызвала горничную.
— Недурно было бы позавтракать, как ты считаешь, милая?
— Вы правы, мадам…
Горничная вышла, директриса по-матерински проводила её взглядом. Улыбнулась, устало вздохнула.
— Да-а-а… Времена круто изменились… Нынче воспитатели… Хм! В благородном институте… Ведут себя из рук вон отвратительно! Даже горничные большего понятия о приличиях…
В ту самую минуту дворник Архип, поглядывая на дверь чулана, старательно мёл двор метлой, бормоча:
— Сколько она там уже сидит? Почитай, два часа… И ни звука! Постучала бы — открыл бы, я не изверг… А ить не стучит, поганка…
Архип перестал мести, снова пристально глянул на дверь чулана. Затем бросил метлу, приложил ухо к двери.
— Эй, девонька! Мамзель! Мадмуазелька! Молчит… Не померла ли, часом, с перепугу?
Не дождавшись ответа, дворник махнул рукой, продолжил свою работу. Он неожиданно вспомнил, где работает. С такой работы можно вылететь в два счёта. Несмотря на мизерное жалование, на его место много охотников найдётся: кругом такая красота, барышни прохаживатся…
Глава 20 В красоте и радости
«Воспитание в красоте и радости» — такова была цель создания института. Учёбе тоже отводилась большая роль, но далеко не главная. Не умничать должны были девицы по окончании заведения, а становиться добрыми жёнами и матерями. Добрыми, весёлыми, надёжными подругами. Ничуть не сварливыми! И ни капельки не грубыми. В качестве воспитательниц набирались дамы, которые приносили своим мужьям радость, а детям пользу.
Но времена меняются.
Дежурная дама, мадам Курятникова, неслась по коридору с сознанием, что её дикие завывания и беготня приносят кому-то пользу. И всё это время на неё беспомощно взирала с портрета матушка-основательница, Екатерина Великая. Императрице было стыдно.
После смерти основательницы её портреты ещё долго висели, чуть ли не в каждом интерьере, включая коридоры. Ученицы, глядя на портреты, благодарно вспоминали, кто они и для чего они учатся в такой благородной школе.
Воспитательницы тоже иногда вспоминали, кто они и чему призваны служить. Но в трудные минуты им было не до благородных тонкостей.
Не найдя девочку внутри здания, дежурная дама, патрулировавшая коридоры накануне ночью, выскочила во двор. Там она кинулась к рабочим.
— Не знаю, что и делать! Помогите! Кто-нибудь!..
Косарь бросил инструмент на траву.
— Чем могу помочь? Готов услугам!
— Мне нужен дворник месье Архип! Вы его не видели?
— Вчерася видел… кажись… А сегодня… Нет! Сегодня не видел!
— Немедленно найдите мне его!
Рабочие хором прыснули. Дежурная дама впала в истерику.
— Чего ржёте?! Мне нынче не до ваших сальных шуточек! Да и вообще до вас, до всех, нет дела!
Косарь снова взялся за косу.
— А, ну, тогда я, пожалуй, пойду-поработаю…
Дежурная дама, взвизгнув, подскочила к нему.
— Я, кажется, просила вас об услуге!
— А, ну, да! Только если вы насчёт Архипа, то в эту пору его найти чрезвычайно трудно, я бы сказал, совершенно невозможно…
— Это ещё почему?!
— Он у нас теперича за двоих работает: за дворника и за ночного сторожа! Видать, сегодня ночью сторожил, затем, как водится, территорию подметал, ну, а теперя, полагаю… Дрыхнет!
Рабочие покатились со смеху. Но дежурной даме было не до смеха.