Памелла Джекел - Звезда моря
Анне потребовалось несколько дней для того, чтобы полностью прийти в себя после битвы. Ей помогали текущие спокойно волны, успокаивающие объятия Джека и дружеское отношение команды. Каждый член экипажа уже свыкся с ужасом битвы, от которого перестает биться сердце, с визгом пуль, с треском рвущихся парусов и вантов, с кровью, с грохотом схватки. Девушка заставила и себя свыкнуться с этим, подобно всем остальным. Ей вспоминались слова Фенвика: «После первого раза все остальное ерунда!»
Теперь на «Морском Коньке» было сорок два члена экипажа и двенадцать пушек. Рэкхэм представил ее всем новичкам команды:
— Это Анна Бонни, наша королева. Она может скрестить саблю с любым из вас и попадет в глаз чайки со ста шагов. Попробуйте обидеть ее, и вы на своей шкуре испытаете ее клинок — и мой заодно.
Поначалу вновь прибывшие сторонились Анны, как «черной вдовы», так называли виселицу, но вскоре привыкли к ней и стали относиться как к равной. Все, кроме Фитча. Фитч, перешедший на борт с захваченного судна, никак не мог поверить в то, что на борту пиратского судна может находиться женщина и не быть при этом общедоступной шлюхой; При каждой возможности он норовил погладить Анну. В конце концов она не выдержала и влепила пощечину этому гнусному хорьку, вызывая его на дуэль.
Вейн услышал суматоху и подошел, чтобы разобраться.
— Что за свара, Анна?
— Эта изрытая оспой деревенщина не дает мне прохода и при каждой возможности распускает свои руки! Он так и норовит полапать меня и хлопнуть по заднице, когда мы встречаемся на узких трапах! С меня довольно! Я равноправный член команды, а не какая-то там портовая шлюха. Я требую сатисфакции!
Фитч стоял, облокотившись на поручень, и ухмылялся ей из-под полей грязной шляпы.
Вейн почувствовал, что за его спиной столпились матросы, ожидая, чем закончится вызов Анны.
— Верно, Анна, согласно корабельному кодексу, ты имеешь на это полное право, — сказал он и, повернувшись к Фитчу, произнес: — Ну, а что скажешь ты? Извинения или дуэль? Фитч фыркнул:
— Я не собираюсь скрещивать саблю с какой-то там девкой. И вообще ей тут не место!
Анна шагнула к нему, сжав кулаки:
— Послушай, ты, грязная собака. Дерись или прослывешь трусом на корабле! Я постою за свою честь и пристрелю тебя, как поганого пса.
Фитч беспокойно обвел взглядом стоявших вокруг. Он почувствовал, что ему надо драться, или он рискует, потерять уважение команды.
— Ладно, но когда я прострелю ей задницу, не вздумайте меня обвинять. И сходите за Рэкхэмом, пусть он убедится, что она сама все это затеяла.
Но когда один из пиратов кинулся было за Джеком, Анна резко остановила его:
— Бросьте это! Он полночи стоял на вахте и ему следует отдохнуть. Я сама справлюсь. К тому же, это не займет много времени.
На палубу внесли два бочонка и поставили на расстоянии двадцати шагов друг от друга. На каждый из них положили по незаряженному пистолету и все, что необходимо для одного выстрела. Анна встала у бочонка, находящегося подальше от любопытных. Фитч вразвалочку подошел ко второму и повернулся к Анне:
— Ну что ж, начнем, — прорычал он.
Вейн поднял руку и посмотрел на дуэлянтов. Анна кивнула головой, давая понять, что она готова. Вейн махнул рукой. Анна быстро схватила пистолет, не делая ни одного лишнего движения, зарядила его и взвела курок. Потом она подняла голову и увидела, что Фитч все еще возится, заряжая оружие. Она подняла свой пистолет, прицелилась ему в голову и замерла, презрительно глядя на него и дожидаясь, пока он закончит. Пират взглянул на Анну, увидел, что она при желании уже могла бы его застрелить, и побледнел, несмотря на смуглую кожу. Когда он в смятении поднял свое оружие и уже готов был нажать на курок, прозвучал выстрел Анны, и на палубу с громким стуком упал его пистолет с куском большого пальца. Мужчина вскрикнул, скорее от удивления, чем от боли, и, не веря своим глазам, уставился на Анну.
— Может, хоть это послужит тебе уроком и поможет сохранить остальные пальцы, — спокойно произнесла девушка.
Пираты с почтением расступились, когда она прошла по палубе, чтобы занять свое место для вахты.
***Фрегат «Джон и Элизабет», направлявшийся в Нью-Провиденс, стал легкой добычей пиратского шлюпа. Он шел с грузом испанских монет, и Вейн ограбил его подчистую. Теперь, имея на борту полную команду и кучу денег, Вейн решил направиться к Виндвордским островам, чтобы стать на стоянку и начать кутеж. Анна и Джек предпочли бы остаться в море, зная, что золота едва ли хватит на неделю, если учесть аппетит портовых шлюх и дурманящее действие дешевого рома. Но Вейн был непоколебим, и спустя некоторое время «Морской Конек» бросил якорь возле одного из небольших островков Виндвордского архипелага. Именно здесь, на жарком берегу, Анна сделала ужасающее открытие. На море дни проходили бесчисленной чередой, мало отличаясь один от другого. Там ее тело жило в унисон с ритмом волн и качкой судна. Но здесь оно вдруг заявило о себе, как ни старалась девушка забыть о нем. И после того, как она высчитала дни, Анна поняла, что тело отомстило ей. Она была беременна, носила в себе ребенка, зачатого от Джека Рэкхэма. И по подсчетам Анны у нее уже не было месячных месяца два, а то и три.
В смятении девушка вспоминала те дни в Нью-Провиденс, когда она и Джек наслаждались страстью друг к другу, не имея никаких преград и не сдерживаемые ничем. А теперь она угодила в ловушку. «Почему человеческий дух должен быть спрятан в клетку своего тела?» — вновь и вновь спрашивала она себя и не находила ответа. Анна никогда не чувствовала себя хозяйкой своей плоти. Против своей воли она ощущала то жару, то холод, то осознавала рабскую зависимость от прикосновения других людей. Уж лучше ощущать дыхание ветра или невидимую глазу мелодию, чем собственное тело. Но как бы она ни старалась отвлечься — выхода не было. В одном она была абсолютно уверена — ребенок был от него. Возможно, это произошло в первую же неделю их любви. А они предавались любви, не подозревая, что она уже дала свои всходы внутри ее тела.
На какое-то время ею овладела паника. Ребенок! Она растолстеет, как арбуз, фигура отяжелеет, затем долгое ожидание, муки боли и страдания во время родов, кровь, агония, а может быть, даже и смерть. Память настойчиво рисовала перед ней образ матери, убитой в конце концов таящимся в ней младенцем. Наконец, взяв себя в руки, она подумала о Джеке, который так любил стройных и проворных женщин, ненасытный в страсти и любви к жизни. Затем на смену страхам пришла ярость. Она почувствовала себя связанной по рукам и ногам, как если бы сидела в тюрьме Чарльзтауна. И это она, которую Джек называл свободной, как само море. «Ты как волны, Анна, свободная, сильная и изменчивая, как ветер. Ты можешь бушевать, как море, но для мужчины, который знает, как тебя усмирить, нет ничего прекраснее».
