Вера Крыжановская-Рочестер - Месть еврея
Самуил принимал деятельное участие в оказании помощи. С полнейшей неустрашимостью являлся он в самых опасных местах, и, не заботясь о собственном имуществе, употреблял все усилия для спасения жильцов. Когда, наконец, опасность миновала, местный полицейский комиссар предложил ему обойти с ним квартиры, чтобы констатировать убытки и затем составить акт о всех подробностях катастрофы. Медленно и беспрестанно останавливаясь, чтобы делать отметки, обходили они комнаты, в которых вчера еще все было так спокойно и роскошно, а теперь эти оголенные и почерневшие стены, залитые водой, выпачканные сажей, и пол, усыпанный обломками ваз и статуй, представляли грустную картину полного разрушения.
В спальне Руфи, пострадавшей более других комнат, Самуил остановился у вделанного в пол несгораемого шкафа с драгоценностями, который уцелел от огня, но к крайнему его удивлению, ключ от него, всегда находившийся в секретном ящике бюро, теперь торчал в замке. Он поспешно отдернул дверцу и побледнел, увидев новое подтверждение своих подозрений: все футляры исчезли… Следовательно, Руфь бежала и унесла с собой все свои золотые вещи, а ее сообщники, кто бы они ни были, прикрыли ее бегство поджогом дома.
– Может, вы заподозрили воровство, господин барон, – спросил комиссар, – оно весьма вероятно, так как я все более и более убежден, что это поджог.
– Нет, нет, – глухим голосом ответил Самуил. – Кроме моей жены никто не мог открыть этот замок с секретом и, вероятно, желание спасти свои драгоценности задержало ее, и было причиной смерти. У меня лично нет подозрений ни на кого, я слишком подавлен несчастьем, постигшим мою семью, чтобы думать о чем-нибудь другом. А потому прошу вас, господин комиссар, продолжайте осмотр один или с моим управляющим Леви. Мне же необходимо отдохнуть несколько часов.
– Гм! Бедный молодой человек! Я начинаю думать, что эта катастрофа скрывает семейную драму, – подумал комиссар, оставаясь один.
Дав Леви нужные указания, Самуил сел в карету, велел ехать в загородную виллу и в полном изнеможении откинулся в угол экипажа. Он чувствовал пустоту в голове и гнетущую тяжесть в сердце.
В саду виллы перед террасой маленький Самуил играл, сидя на деревянной лошадке. Увидав отца, он соскочил и бросился ему навстречу, со всей быстротой своих резвых ножек. Радостная улыбка озарила его личико, русые локоны развевались по ветру, словно золотой ореол.
Самуил поднял ребенка на руки и страстно прижал к груди.
– Какой ты сегодня грязный, папа, всклокоченный, – воскликнул мальчик, трепля ручонками волосы отца и желая пригладить их. – И отчего у тебя руки такие черные, поцарапанные. Тебе больно? – спросил он, прижимаясь розовой щечкой к бледному лицу Самуила.
– Ах, боже мой! Что случилось, барон? – воскликнула подошедшая няня, с удивлением и испугом глядевшая на разорванное платье и страшный вид своего господина.
– У нас был пожар в доме, и я надеюсь, няня, что с сегодняшнего дня вы будете еще больше заботиться о ребенке, так как мать его погибла в пламени, – тихо ответил банкир. – А ты, мой милый, ступай играть, папе нужно немного отдохнуть.
Приняв ванну, Самуил лег, заснул свинцовым сном и проспал несколько часов. Проснувшись, он почувствовал себя крепче. Страшное нервное возбуждение, не покидавшее его с отъезда из Парижа, уступило место более спокойному размышлению. Как бы отрезвясь от кошмара, он провел рукой по лбу. Беспощадный приговор Руфи и ужасное происшествие, спасшее ей жизнь, представились ему в новом свете. Мучимый тревогой, он встал и прошел в свой кабинет. Прежде всего, ему бросился в глаза открытый чемодан, из которого его камердинер, приехавший из Парижа, вынимал вещи и раскладывал их на столе.
При виде двух футляров и несессера, предназначенных жене, угнетающее Самуила неприятное впечатление усилилось. Нет, он не был слишком строг: измена, воровство и поджог вполне заслуживают смерти. Эта быстрая перемена мыслей отозвалась в его голосе, когда он резко сказал:
– Унесите эти футляры, несессер и картон с тряпками, и чтобы я никогда их больше не видел!
Удивленный лакей повиновался и, видя дурное настроение своего господина, поспешил удалиться, а Самуил сел к своему бюро и занялся разбором бумаг. Он развернул пакет с книгами и, перелистывая их, остановился на толстом томе в зеленом переплете, заглавие которого гласило: «Книга духов» Аллана Кардека.
– Ах, это книга того самого странного сектанта, о которой мне так много говорили у Кирхберга! – сказал он себе. – Я и не знал, что он прислал мне ее. Посмотрим. Сегодня, несмотря ни на что, я расположен развлечься.
Он стал внимательно перелистывать сочинение, но мало-помалу на губах его появилось выражение горькой насмешки и презрения.
– Бессмертие души! Совершенствование, как цель жизни! Перевоплощение, сношение живых с мертвыми! – читал он с саркастической усмешкой. – Все это старые сказки, переделанные на новый лад… Ха! Ха! Ха! Действительно развлекают подобные мечтания. Разве что, если бы мой отец своей рукой написал мне, что все это правда, я поверил бы, пожалуй. Просто все это утопия.
– Скажите няне, чтобы она привела мне сына, – приказал он вошедшему слуге.
Часть вторая
Глава 1
Рауль вернулся домой в самом неприятном расположении духа. Он испытывал стыд и досаду за неосторожную связь, в нем все кипело. Он едва владел собой настолько, чтобы посидеть за обедом, после чего ушел в свою комнату, сказав, что чувствует себя не совсем хорошо, и запретив беспокоить себя под каким бы то ни было предлогом.
Ночь его несколько успокоила. Так как утро было чудесное, князь велел накрыть стол для завтрака на большом балконе, убранном цветами и защищенном тенью вековых деревьев сада. Рауль делал вид, что перелистывает журнал, украдкой поглядывая на жену, Валерия была красивее, но глубокая грусть и полная апатия отражались на ее прелестном лице.
– О ком она думает? Не обо мне, конечно, так как не обратила вчера внимания на мое волнение, а теперь не замечает моего пристального взгляда, – с досадой и горечью спрашивал себя Рауль.
Молчаливое тет-а-тет молодых супругов было нарушено приходом бонны с ребенком.
– Здравствуй, дитя мое! – сказал Рауль, сажая мальчика к себе на колени. – Мадемуазель Генриета, вы можете уйти, – обратился он к бонне, – я приведу к вам ребенка.
При появлении сына Валерия несколько оживилась.
Маленький Амедей был очень красивым ребенком, но в нем не было ни малейшего сходства с родителями. Цвет его лица матово-бледный, густые черные, с синеватым отливом кудри окаймляли его широкий выпуклый лоб и, в больших черных глазах, сумрачных и огненных, не было ничего похожего на чарующую мягкость бархатных глаз Рауля.
