Селеста Брэдли - Все твои тайны
Дейн по-прежнему стоял перед ней на расстоянии вытянутой руки. Ее сердце просто разрывалось на части.
Она любила его. Не обожала, не хотела, не вожделела – любила. Любила так, что боль, которую она нечаянно ему причинила, заставила ее сердце сжаться. Она любила его. Оливии хотелось протянуть руку и прикоснуться к нему. Может, тогда он снова станет настоящим…
Но невидимая рука снова ткнула ее носом в действительность. Дейну не нужны ее прикосновения. Он дат ей понять, что ему нет до нее никакого дела.
Она любила, но безответно. Да и чему тут удивляться?
Поэтому она даст ему то, чего он больше всего желает, причем в первый и последний раз доказав свою любовь. Оливия впервые за все время посмотрела Дейну в глаза.
– Думаю, это мне больше не понадобится. – Оливия вручила ему пятый жезл. Она повернулась к Георгу, по-прежнему стоявшему с вытянутой рукой, и присела в низком реверанее. – Ваше высочество, я с удовольствием присоединюсь к вашим гостям.
Поднявшись, она вложила свою ладонь в руку принца. Они повернулись и удалились.
Дейн посмотрел на штуковину в своей руке. Он взял ее машинально, потому что был ошеломлен тем, что увидел в глазах Оливии.
Она не злилась. В ее взгляде не было ни возмущения, ни раскаяния, ни стыда. Она смотрела на него с… пониманием?
Этот взгляд потряс его до глубины души, а в голове зазвучал тонкий голосок сомнения: «Возможно, ты ошибся. Может, она именно та, кто нужен Льву».
Дейн отшвырнул от себя костяной жезл. Тот упал на пол и закатился под ноги наблюдавшим за этой сценой гостям. Леди отшатнулись, а джентльмены, чуть не сшибая друг друга с ног, шарахнулись от возмутительного предмета.
Дейн смутно осознавал, что теперь ему придется, сносить их догадки насчет того, зачем его жене вообще понадобилось такое приспособление.
«Она моя».
Вдруг ему стало ясно, что, пока она не ушла с принцем-регентом, или с Маркусом, или с кем-нибудь еще, кто следующим подвернется под руку, он должен овладеть ею. Всего раз. Тогда и только тогда он сможет смыть это наваждение с тела и души.
Внезапное озарение вывело его из оцепенения. Не успела королевская охрана и глазом моргнуть, как он догнал новоиспеченную парочку, обвил рукой стан своей отвергнутой супруги и перекинул ее через плечо.
– Простите великодушно, ваше высочество, но я задолжал жене первую брачную ночь.
– Что… – Оливия забрыкалась в его руках, но его хватка была железной. Ей только и осталось, что упереться руками ему в спину и смотреть, как изумленный принц-регент и прочие гости исчезают из виду.
Дейн ходил намного быстрее, чем большинство мужчин бегали. Коридоры Керколл-Холла проносились мимо, сливаясь в одно сплошное пятно. Не успела Оливия толком перевести дух, как они очутились на улице.
Конюхи Гринли, как всегда проявив расторопность, к приходу Дейна уже взнуздали Галаада.
Тот молча выхватил поводья неоседланной лошади из рук протестующих слуг. Оливия почувствована, как Дейн сделал едва ощутимый рывок. Через секунду она обнаружила, что сидит боком на спине лошади. Он собирался умчать ее на белом коне?
Если не брать в расчет девичьи грезы, то Оливия предпочла бы сначала узнать о его намерениях.
Виконт лишь на секунду разжал руки, однако Оливии этого хватило, чтобы соскользнуть с коня и приземлиться на ноги. Но огромная ручища тут же обхватила ее за талию.
А потом время было упущено. Она с риском для жизни балансировала на спине несшегося во весь опор жеребца. У нее было только два пути: либо вцепиться в Дейна, либо упасть.
Твердая земля ее не пощадит.
С другой стороны, кто знает, что на уме у Дейна?
Глава 24
Наконец они выехали на поляну. Луна струила на землю бледный свет, отчего лужайка походила на миску, наполненную жемчужным молоком. Посреди поляны стояла хижина. Ее соломенная крыша свисала почти до земли. По обеим сторонам двери высились кусты роз, переплетаясь над ней разросшимися стеблями. Наверное, летом эта картина производила чарующее впечатление, но сейчас колючие стебли выглядели угрожающе.
Оливию охватило жуткое чувство, что стебли опутают дверь, как только они зайдут внутрь.
Дейн пинком распахнул дверь и внес Оливию на руках в непроглядную тьму. Что ж, пожалуй, вечность – это не так уж плохо. Именно столько понадобится, чтобы завоевать сердце Дейна.
Когда они очутились внутри, Дейн положил ее на что-то мягкое. По-видимому, это была кровать, устланная простынями, от которых исходил тонкий аромат лаванды. Навалившись на нее, он припал горячими губами к ее шее. Его колючая щетина царапала склоны ее груди, а зубы жалили ее плоть, пока он посасывал ей шею. Оливия извивалась, отбиваясь от него, но виконт схватил ее за запястья и пригвоздил их к кровати. Будь перед ней любой другой мужчина, она сопротивлялась бы до последнего вздоха, но он не был другим мужчиной.
Он был ее мужчиной. Ее страстным, бесконечно одиноким норманном. Оливия знала, что движет ею. Она боролась за свою любовь.
Вид жены, целиком и полностью отдавшейся на его милость, еще больше распалил Дейна. Он обхватил одной ручищей запястья Оливии, а второй рванул вниз лиф голубого платья. Нетерпеливо запустив руку под материю, он вызволил из заточения ее грудь. Взяв в рот один сосок, он обхватил рукой вторую грудь и сжал ее с неистовой силой.
Она протестовала, но Дейн просто-напросто начал целовать ее, продолжая мять и терзать грудь свободной рукой. Его горячая рука словно казнила ее нежную плоть. Твердые пальцы стискивали ее соски, отчего наслаждение и боль молниями пронзали ее тело. Оливия задыхалась, а он все продолжал целовать ее.
Тут рука Дейна пустилась в путь по ее телу. Он принялся поглаживать ее сокровенную плоть. Грубо, но умело. Многослойная одежда смягчала его прикосновения, превращая их в жаркие ласки. И Оливия почувствовала, что ее тело откликается на них. Язык Дейна все так же терзал ее рот, руки по-прежнему были прижаты к кровати, а грудь оголена, соски ныли, отвердев на холоде.
Чувственное наслаждение исходило от его руки. Ее тело таяло в истоме, словно горячий воск в его руках. Ее лоно запульсировало и набухло от возбуждения, причем к ее великому неудовольствию. Он не должен так на нее действовать. Своим грубым обращением он хотел шокировать ее и подчинить своей воле.
И она была не прочь покориться своему мужу-норманну.
О, как он был прав, сказав, что она развратная! Развратная и бесстыжая до мозга костей, потому что она была готова взорваться от прикосновений его пальцев, которые вклинивались в ее лоно.
Она впала в исступление, содрогаясь в его объятиях, пока наслаждение клокотало в теле, подминая под себя ее волю. Она стала лишь трепещущим существом.
