Татьяна Вяземская - Ночи Клеопатры. Магия любви
Клеопатра сомневалась, но, поговорив с Мардианом и Аполлодором, пришла к решению не упоминать об этом вслух: Октавий казался вполне удовлетворенным своим положением, а «если постоянно говорить о войне, ее можно и накликать».
Первую парфянскую кампанию успешно провел Вентидий Басс, являющийся легатом Марка Антония, и благодарные римляне устроили молебствия в честь «победителя парфян», которые Антоний принял как должное, хотя его заслуга заключалась только в принятии капитуляции от правителя Коммагенского царства и получении от этого самого правителя трехсот талантов серебра.
Время от времени Антоний покидал Восток и возвращался в Рим, к жене.
Октавия не была противной ему, правда, после Клеопатры она не вызывала у него и особого желания. Правда, он, как и положено, исполнял свой супружеский долг, однако однажды оговорился и назвал Октавию в постели Клеопатрой.
Жена сделала вид, что не расслышала.
Словом, оба делали вид, что у них образцовая семья.
После окончания парфянского похода они все вместе – с детьми Октавии, сыновьями Антония, младшей сестрой Октавии, которая также воспитывалась у нее, – посетили Афины.
Считалось, что он обдумывает новую военную кампанию.
На самом деле Антоний скучал.
Он никогда не думал, что маленькая женщина – не красавица и даже не римлянка! – сможет стать настолько важной для него.
Он, конечно, оговорился случайно, но то, что Октавия сделала вид, что не расслышала, как муж назвал ее Клеопатрой, заставило его взглянуть другими глазами на жену. Так явно сделать вид, что не услышала, означает не уважать себя. А если Октавия не уважает себя, с какой стати должен ее уважать он, Марк Антоний?
Что она собой вообще представляет, Октавия?
Красива? Если разбирать по чертам лица, то – да, красива, гораздо красивее Клеопатры. Но Октавия пресна, Клеопатра же состоит из одних пряностей, которыми так славится Восток.
Октавия умна? Возможно. Она может обдумать как следует и даже дать толковый совет, сообразить же быстро, сразу, у нее не получается.
Марк Антоний, что бы о нем ни говорили и каким бы грубым мужланом он ни выглядел, умел ценить людей, чьи умственные качества превосходили его собственные. Именно поэтому он благоговел перед Цезарем. Именно поэтому он сейчас так тосковал о Клеопатре.
Фульвия? Фульвия была умна, но она – одновременно с этим – была дурой! Как она орала, отстаивая собственную точку зрения!
Октавия так никогда не делает – в лучшем случае выскажется тихонько, а если ее не услышат, то будет молчать. Клеопатра же… О, она всегда имеет собственную точку зрения! Но всегда прислушивается к другим. Ее можно убедить, но если она считает, что права, она легко убедит в своей правоте любого. При этом тот самый «любой» вовсе не будет чувствовать себя дураком.
Интересно, как поступила бы в такой ситуации сама Клеопатра, назови он ее другим женским именем?
Клеопатра знала, что он спит со своей женой. Она воспринимала это совершенно спокойно, что Антония даже несколько задевало: неужели она на самом деле абсолютно не ревнует его?
Предположим, Клеопатра – на месте Октавии, она его жена. И вот он заводит роман с другой женщиной и называет ее именем Клеопатру во время ночи любви… Как она поступит?
Боги, какие глупости! От таких женщин, как Клеопатра, не гуляют! Такая не может прискучить никогда! Она всегда разная! Как будто у него целый гарем…
В таком случае что он делает здесь, когда она – там?
– О чем ты задумался, муж мой? – Октавия подошла как всегда неслышно. Раньше это Антония в какой-то мере даже восхищало: как может существо из плоти и крови двигаться так тихо? Сейчас эта ее особенность просто раздражала. Крадется, как… убийца.
– Размышляю, – грубовато ответил он. – Размышляю над предстоящей военной кампанией. Видишь ли, я – военный, мое дело воевать, а не просиживать задницу в этом богами забытом месте. Вообще не понимаю, что я тут делаю, – продолжал он, распаляясь все больше и больше, как будто именно Октавии, а не ему принадлежала идея прожить зиму в Афинах. – Мое место – на Востоке. Твой брат выделил мне Восток…
Это прозвучало очень зло, и Октавии за все время замужества впервые захотелось спрятаться от мужа.
– …и я должен блюсти интересы государства именно там. Конечно, себе он оставил задачку попроще…
– Я беременна, – тихо сказала Октавия.
– …потому что твой брат – не полководец, это все знают…
Он еще долго продолжал распространяться о том, насколько несправедливым был раздел полномочий между ним и Цезарем Октавианом. Фразу жены о беременности Антоний попросту не услышал.
– …и вообще, иди спать, – зло окончил он. – А мне еще нужно работать.
Всю ночь женщина проплакала. Наутро на ее лицо невозможно было взглянуть без жалости; у Антония же ее внешний вид вызывал исключительно раздражение.
Через несколько дней семейство покинуло Афины.
Антоний сразу отправился в Египет. Он даже не стал сопровождать жену с многочисленными детьми в Рим.
Глава 30
Второй парфянский поход завершился разгромом армии Антония.
Самому Антонию казалось, что в этом виноваты погодные условия (в тот год стояла исключительная жара), и армянский царь Артавазд, который после первой же неудачи отказался принимать участие в походе и увел тринадцать тысяч своих бойцов (из них семь тысяч конников) обратно в Армению.
Больше, пожалуй, Антония задела не сама неудача, а то, как ее представили его противники.
– Ты представляешь! Они заявили, что я положил почти тридцать пять тысяч человек! А по моим подсчетам, погибло около двадцати семи тысяч!
– Двадцать семь тысяч – тоже немало, – спокойно ответила Клеопатра. – Ты допустил ошибку, Антоний, и ее надо как следует проанализировать, чтобы не повторять в будущем. Ты же наверняка соберешься предпринимать еще один поход против парфян, верно?
– Да, только сперва накажу этого спесивого Артавазда! Но ты пойми – двадцать семь тысяч и тридцать пять!
– Успокойся! Ты сам знаешь правду, а мнение твоих врагов тебя вовсе не должно интересовать. Знаешь, у индийских купцов есть поговорка: «Собака лает, а караван идет». Поистине великий человек не станет обращать внимания на слова завистников. Пойми, тебе не нужно доказывать что-то кому-то! Доказывай самому себе. Старайся превзойти самого себя.
«Именно так поступал Цезарь», – хотела добавить она, но решила, что, пожалуй, лучше не стоит.
– Ты ведь и сам знаешь, что допустил оплошность. Что погибнуть могло куда меньше людей. Сосредоточься на обдумывании следующей кампании. А когда завистники поймут, что тебе все равно, они перестанут о тебе говорить.
