Татьяна Вяземская - Ночи Клеопатры. Магия любви
– Ты отдохнул? – Клеопатра приветствовала его, как ни в чем не бывало.
Она либо не знала о его ночных подвигах, либо… знала, но ей было все равно.
– Голова не болит?
Знает! Огромные кулаки Марка Антония сжались. Он уедет, он сейчас же уедет!
– Я вчера не успела сказать тебе. Пока тебя не было, я родила от тебя двоих детей. Близнецов. Мальчика и девочку. Хочешь посмотреть малышей?
Марк Антоний возился с малышами. Какие они хорошенькие! Какие маленькие!
Клеопатра наблюдала за ним, сидя на низком стульчике. А из него получится хороший отец!
Интересно, почему он не рассказывает ей о своем браке с Октавией, сестрой Цезаря Октавиана? Просто забыл, потому что полностью поглощен малышами? Боится? Или считает стратегически неверным выдавать ей такую информацию?
– Ты ничего не хочешь мне сказать? – поинтересовалась Клеопатра невинным тоном.
Марк Антоний нахмурился, словно пытаясь понять, что царица имеет в виду, потом вдруг побледнел. Осторожно положил сына, маленького Александра Гелиоса, в кроватку.
– Нам надо поговорить, – сообщил хриплым шепотом.
Значит, и вправду – просто забыл.
Она не видела Октавию, ставшую женой Антония, но пожалела ее. Ни одна женщина не заслуживает, чтобы мужчина по-настоящему забыл о своем браке.
– Я слушаю тебя.
– Я…
Похож на провинившегося мальчишку. Так выглядит Цезарион, когда она находит его на ветках какого-нибудь дерева.
– Да?
– Я… женился на сестре Октавия! Цезаря Октавиана…
Клеопатра подняла брови. На самом деле она узнала об этом достаточно давно и даже успела поразмыслить над тем, для чего это нужно самому Октавию. Ну, с Марком Антонием-то понятно: престиж потерян, сестра Октавия – богиня во плоти, говорят, брат понаставил везде ее статуй и чуть ли не молится на сестру; в случае с любым другим человеком неминуемо возникли бы слухи об инцесте между родными братом и сестрой, но почему-то не возникли, и это говорило о том, что народ любит Октавию-младшую и, видимо, уважает Цезаря Октавиана.
Марк Антоний надеется заполучить и себе частицу этой народной любви к своей жене.
Но Октавию, Октавию-то это зачем?
Можно, конечно, предположить, что Октавия-младшая влюблена в Марка Антония, но сомнительно: она – такая утонченная, он – грубый мужлан, к тому же еще и противник ее обожаемого брата. К тому же ее муж умер совсем недавно, она выходила замуж беременной от покойного супруга, что вообще противоречило всем римским законам.
Понятно, что Октавия сделала это по требованию брата, но вот для чего это Цезарю Октавиану?
– Твоя жена очень красива?
Марк Антоний хотел бы уловить в ее голосе нотки ревности, но их не было. Обычный вопрос.
– Она похожа на своего брата.
Исчерпывающий ответ. Особенно с учетом того, что Антоний ненавидит Цезаря Октавиана.
– «Женщины из рода Юлиев делают своих мужчин счастливыми, – когда-то, давным-давно, в прошлой жизни ей эту фразу сказал Цезарь. Ее Цезарь».
А сейчас вот вспомнилось.
– Она вовсе не из рода Юлиев, – резко сказал Антоний. – В ней, как и в ее братце, всего примерно одна восьмая крови рода Юлиев.
Он слишком сердится. Значит, на самом деле женщина его увлекла – пускай ненадолго, но увлекла, и, вполне возможно, у маленьких Клеопатры Селены и Александра Гелиоса может появиться единокровный братик или сестричка.
Она вспомнила свой разговор с Мардианом.
– Единственное, что я могу предположить, так это то, что Октавий хочет этим браком подложить Антонию большую свинью.
– Каким это образом? Говорят, он боготворит сестру… Если бы у тебя была сестра, ты выдал бы ее замуж в политических целях? Возможно, ей просто нравится Антоний.
– Антоний нравится многим женщинам, моя царица. Но женщина, которая только что схоронила мужа, беременная, вдруг срочно выходит замуж. Нет, здесь политика и только политика. Октавий любит сестру, сестра обожает брата и согласна ради него на любые жертвы. Только зачем эти жертвы брату? Вот в чем вопрос.
Клеопатра задумалась.
– Ничего не приходит в голову.
– Давай так: я сейчас буду предлагать варианты идей. А ты станешь их опровергать. Может, что и получится.
«Какое счастье, что у меня есть Мардиан. И что он способен так хорошо мыслить». Самой ей за несколько дней до родов – уже даже живот опустился – думалось как-то не очень.
– Он хочет помириться с Марком Антонием по-настоящему…
Царица фыркнула.
– Зачем бы это ему?
– Он по-настоящему любит Рим и не хочет гражданской войны…
– Это вариант, – кивнула она.
– А вот другой вариант. Октавий знает, что Марк Антоний бабник…
– Ну, кто же этого не знает! – засмеялась Клеопатра.
– …и что достаточно скоро он сбежит от своей Октавии к тебе.
– Ну, вот этого никто знать не может! Думаю, даже сам Антоний.
– Сам Антоний, может, и не знает, а Цезарь Октавиан такой вариант обязан был предусмотреть.
– И что?
– И то, что в глазах общества Антоний окончательно превращается в чудовище. Октавия – богиня, земное воплощение Весты или кого там еще, он ведь уже статуй понаставил везде, верно? И еще понаставит… А Антоний, изменяющий такой жене, становится изгоем. А она – невинной жертвой. К тому же после развода она ведь наверняка съедет к брату, именно он Pater Familias. И он будет защитником униженной и угнетенной Октавии…
Клеопатру передернуло: ради унижения Марка Антония поступить так с любимой сестрой? Для этого надо быть настоящим чудовищем. Нет, она легко могла представить, как брат убивает сестру или отец дочь (да что там представлять: она выросла в такой семье, где это было практически обыденным делом). Но чтобы обречь на такое – ради политической победы?! Нет, такого просто не могло быть…
Клеопатра хотела возразить Мардиану, но в этот момент у нее начали отходить воды, и разговор был прекращен, а после как-то так и не возобновился.
И вот сейчас, успокаивая Марка Антония, она снова вернулась к тем мыслям, к тому разговору, но ответа на вопрос, для чего этот странный брак нужен был Цезарю Октавиану, у нее так и не было.
Глава 29
Враги-соратники разграничили сферы влияния: Октавию полагался Запад, Антонию – Восток. Заключенное соглашение устанавливало, что Антоний должен предпринять поход против парфян.
На некоторое время наступило затишье. Антоний полагал, что навсегда.
Клеопатра сомневалась, но, поговорив с Мардианом и Аполлодором, пришла к решению не упоминать об этом вслух: Октавий казался вполне удовлетворенным своим положением, а «если постоянно говорить о войне, ее можно и накликать».
