Анастасия Дробина - Король-одиночка
С улицы послышался знакомый ленивый голос:
– Чавалэ! Кай тумэ? [61]
– Графо!.. – вдруг отчаянно выкрикнул один из цыган. Король ударил его по голове рукояткой «беретты», и парень, сдавленно всхлипнув, повалился на пол. От боли, пронзившей плечо, Король чуть не упал рядом с ним. Схватившись за стену, быстро взглянул на Рогожина. Тот понял. И колебался всего секунду.
– Э, Графо! Яв адарик! [62]
В дверном проеме появился Граф. Он изумленно покосился на стоящих к нему спиной дружков, встретился глазами с шагнувшим из темноты Рогожиным. Удивился:
– Ты зачем здесь?
– Надо, – коротко ответил Рогожин, поднимая автомат. Но «беретта» выстрелила первой. Граф упал на землю одновременно с выскользнувшим из рук Короля пистолетом.
– Ну, привет, – без злости сказал Король, опускаясь на колени. Граф был еще жив, прерывисто дышал. Глаза его холодно блестели. Темная кровь пузырилась, стекая по белой шелковой рубашке.
– Ладно. Царство небесное. – Король наклонился к нему. Тихо, чтобы не слышали цыгане, сказал: – Марию благодари. Она тебя с потрохами сдала. Мне лично.
Он еще хотел сказать, как обещал, что Мария спала с Лягушонком, но по лицу Графа уже пробежала судорога.
– Джуклы! – он резко, из последних сил приподнялся. Глаза его остановились. Падая, Граф выдохнул еще раз, удивленно и зло. – Джуклы…
Снаружи уже слышались шаги, тревожные голоса. Король встал на ноги. И встретился взглядом с Белашом, за спиной которого столпились человек десять.
– Будь здоров, Король, – спокойно сказал Белаш.
– Здравствуй. – Король повернулся к стоявшим у стены цыганам. – Опустите руки, чавалэ. В другой раз смотрите, кого метелите.
Цыгане нерешительно отошли от стены. Король подошел к «Форду», взялся за взломанную крышку багажника и рванул ее вверх. Внутри, прикрытые пестрой тряпкой, лежали плотные целлофановые упаковки. Король закрыл глаза, не стыдясь слабости, сел на пол, прислонился к стене. До последней минуты он боялся, что товара здесь не окажется.
– Получай. Завтра бы уже в Румынии был.
Белаш молчал. Набившиеся в гараж цыгане растерянно смотрели на взломанный «Форд», усталое, перепачканное кровью лицо Короля, хмурую физиономию Рогожина, стоявшего рядом с ним. Сквозь толпу пробилась худая, черная, поразительно похожая на Графа цыганка. Увидев неподвижное тело на полу, она схватилась за голову. От ее пронзительного вопля Король вздрогнул и открыл глаза.
– Хассиям! Рома-а-алэ, хассия-а-а-ам! Дэвлалэ… Мэрав мэ, хассия-а-ам!!!
– Ганга… – вполголоса попросил Белаш, но женщина, не слушая, мешком свалилась на пол и забилась в корчах. Цыгане сгрудились вокруг, зашумели, кто-то вылетел из гаража и понесся к дому.
– Прошу тебя, Король – уходи, – тяжело бросил Белаш. – Ты – честный вор, я тебя понимаю… Но у нас все-таки свадьба была. Иди. Шандор проводит.
Король шагнул к выходу. По пути тронул за плечо Славку, но у дверей их нагнал короткий оклик:
– Яв адарик.
Рогожин изменился в лице. Король, помедлив, поднял с пола автомат.
– Белаш, я без него не уйду.
Ни Белаш, ни Славка не обернулись на его голос. Цыгане у дверей словно окаменели. Король поудобнее перехватил автомат, но ничего не произошло. Белаш и Славка лишь обменялись несколькими тихими фразами на непонятном для него кэлдэрарском языке. А затем сестра Графа вдруг с безумным воплем кинулась к Славке, ее едва успел схватить за локти кто-то из цыган. Теперь уже орали все – и так, что дрожали стены. Белаш, к которому мало-помалу обратились все взгляды, что-то говорил – негромко, спокойно, не обращая внимания на оглушительные крики. Незаметно он вытолкнул из круга цыган Славку. Король поспешил подойти.
– Пойдем. Хватит с нас.
У дверей гаража стоял знакомый Королю длинноволосый парень. Увидев их, он сквозь зубы процедил:
– Пошли.
Близился рассвет, и небо, проглядывавшее между ветвями деревьев, начинало сереть. Шандор проводил их по едва заметной тропинке к калитке в заборе, пинком ноги открыл ее и, круто развернувшись, зашагал обратно. Они вышли на пустую, еще темную улицу.
– Что ты ему сказал? – спросил Король. – Я по-кэлдэрарски не знаю.
– Сказал, что за сестру…
– Ну и лапоть. А если бы я тебе вчера липу стравил? Ты ей хоть позвонить догадался?
– Нет, – буркнул Славка. – Она бы меня с тобой не пустила. А тебе теперь уехать лучше. Братья Графа тебе припомнят.
Король усмехнулся разбитыми губами. Отойдя к кустам сирени, протер лицо мокрыми от росы листьями. За забором дома смолкла музыка, и уже несколько женских голосов надрывно вопили на весь поселок.
– Надо ехать, – мрачно заключил Рогожин. – Сейчас та-акое начнется…
У перекрестка, спрятавшись под нависшими над дорогой ветвями лип, стояла Зямкина «девятка». Они подошли совсем не с той стороны, откуда Лягушонок мог их ждать, но, когда Славка взялся за ручку двери, из окна немедленно высунулся «макаров»:
– Стоять, гад!
– Не узнал? – Славка отодвинул пистолет.
– Все вы на одну морду. Ну, что там? Где величество? – Зямка проворно выскочил из машины – и отпрянул, увидев лицо Короля:
– Ой, мама родная… Ну… как дело-то?
– Все путем, поехали. – Королю не хотелось ничего объяснять.
В машине он минут пять сидел неподвижно, стараясь утихомирить пульсирующую под ребрами боль. Это не помогало. Синяки на лице нахально продолжали разбухать с каждой минутой.
– Чижик, у тебя вроде водка была.
– У меня и вобла есть, ежели желаете, – проворчал Лягушонок, обиженный тем, что его не посвящают в подробности операции. – Под сиденьем, рядом с домкратом посмотри. Мора, тебе говорю.
Славка презрительно фыркнул, но все же запустил руку под сиденье. Вскоре на свет был извлечен грязный сверток, в котором мирно соседствовали полбутылки водки, окаменевшая вобла, тряпка, трехгранный напильник и резиновая прокладка. Прокладку Зямка забрал («Неделю уже шукаю!»), в воблу впился зубами Рогожин, а Король, плеснув из бутылки на тряпку, начал стирать с лица уже подсохшую кровь. Славка, оставив в покое рыбу, несколько минут наблюдал за ним.
– Размазываешь только… Дай. – Он отобрал тряпку и, прежде чем Король успел возразить, принялся за дело. Король тихо матерился от боли, терпел.
Через четыре часа из Внукова вылетает самолет. Постращать соседей по креслам своей битой мордой, отдохнуть, поспать наконец – и выйти на залитые солнцем улицы Одессы. Сразу же, ни с кем не встретившись, не заходя домой, податься на Ланжерон и плюхнуться в теплое море – старый способ лечения всех боевых ран. До вечера проваляться на горячей, выглаженной волнами гальке, глядя, как постепенно гаснет горизонт и успокаиваются белые барашки. Ничего не стоит и заночевать прямо там, на Ланжероне – как двадцать лет назад, когда не хотелось идти домой и они с Марго в обнимку спали на жестком пляжном лежаке. Марго… О ней лучше не думать. Лучше податься прямо с моря к тете Кате и попросить для себя ту негритяночку, у которой он так невоспитанно заснул в прошлый раз. А дальше видно будет.
