Джудит Айвори - Спящая красавица
Она заставила себя перечислить реальные и существенные потери, которые понес бы Джеймс, если бы публично объявил об их отношениях. Его положение в Кембридже пошатнулось бы, он потерял бы доступ к лучшим грантам, стипендиям и наградам, к хорошему оборудованию, ему был бы закрыт непосредственный доступ в мировое товарищество ведущих ученых в его области. Более того, титул, как он ожидает, прибавит ему не только общественной значимости, но и принесет дополнительный доход, позволив и дальше заниматься своим делом, не беспокоясь о деньгах и удобствах всю оставшуюся жизнь.
Николь мысленно оценила свои преимущества в этой молодой любви, пока прогуливалась вокруг домика. Джеймс раскрыл все окна, чтобы иметь представление о том, какой вид открывается из каждого из них. Опершись о подоконник, он высовывал голову и бормотал что-то вроде: «О, как оригинально!» или: «Как мило!».
Филипп тоже любил вид, открывавшийся на поля с коровами. Филипп, который настаивал на том, чтобы она «позаботилась» о Джеймсе, «заняла его». Она не могла рассказать об этом Джеймсу и никогда не расскажет. Она не отважится даже упомянуть об этом. И к чему было бы упоминать?
Кроме того, Филипп уже больше не был его другом. Джеймс знал об этом. Филипп уверен, что сможет доставить неприятности Джеймсу, используя его же собственный журнал? Джеймс ведь мог все просто объяснить. Сказать, что все было вывернуто наизнанку. Сэр Джеймс Стокер пользуется доверием. Филипп всегда правдиво, доброжелательно, с сочувствием и искренне рассказывал о Джеймсе Стокере, никогда не осуждал его. Так какое же обвинение можно ему предъявить? Никакого. Нет, она ничего ему не скажет.
— Честно, — сказал Джеймс, словно она только что пошутила, — что ты думаешь об этом месте?
Он повернулся к ней, его лицо выражало просьбу доставить ему удовольствие, позволить купить этот дом, потому что он ему очень понравился.
— Мне он действительно совершенно не нравится. Извини.
— Почему?
— Он просто жалкий. Заросший и закрытый. Мне здесь нечем дышать.
Он, казалось, был удивлен точностью ее определения. Было, конечно, удивительно, но ее мнение основывалось не столько на впечатлении от самого дома, сколько на том факте, что этот дом понравился бы Филиппу, и на том, что она никак не могла принять решение, что же делать с Филиппом.
— Тебе нечем дышать? — грустно улыбнулся Джеймс. — Что же, звучит не очень обнадеживающе.
Он наклонился, стараясь прикоснуться к ее руке. Она отпрянула. Тогда он поймал ее за талию и привлек к себе.
— Следовательно, я должен понимать, что ты не хочешь его, правильно?
— Правильно. — Николь не могла сдержать себя и продолжила: — Он маленький и убогий. Тесный. Узкие комнаты. Я хочу большой дом для нас.
«Я хочу для нас весь мир».
Джеймс ответил, вздохнув:
— Ну ладно. Ты меня уговорила.
Его тон был скорее обеспокоенный и озадаченный. Затем он взял ее за руку и поцеловал каждый пальчик, один за другим.
— Тебе неприятно? — обеспокоенно спросил он.
— Ничего, — ответила Николь, стараясь высвободить руку.
Он поцеловал изгиб ее шеи, хотя она попыталась отстраниться.
— Что с тобой? — спросил он. — Что? Скажи мне.
Она замотала головой, чтобы избежать его поцелуев.
— Тогда я скажу тебе, — сказал Джеймс. — Все хорошо. Мы вместе. Мы всегда будем вместе. И эта мысль делает меня таким счастливым! Мне все равно, где жить с тобой. — Он мгновение помолчал и заговорил о другом: — Моя работа продвигается очень хорошо.
Когда она ничего не сказала в ответ, он продолжил:
— Позавчера я начал день с образцов и карт природных богатств. Это замечательно. Я начал
наносить на карту ту часть Африки, которую до меня никто не описывал. Мы с Филиппом установили в некотором роде перемирие. Сегодня я взглянул на звездный атлас, и по-моему, могу сбросить это со своих плеч. — Он еще теснее прижал ее к себе, так что его подбородок оказался как раз над ее макушкой. — Я нарисовал ночное небо, каким помню его с того времени, как заблудился, — и не ошибся! Когда я сегодня открыл атлас, почти все рисунки северного неба, которые я помнил, были там. И они имели названия.
Он начал нежно нашептывать ей на ушко их названия, словно это были стихи:
— Гидра — морская змея, Кентавр, Орион, Стрелец. Этот ласточкин хвост знакомых созвездий высоко в небе, Близнецы, Телец, Дева...
Он продолжал, смакуя названия, его душа воспарила, в то время как Николь совсем пала духом. Филипп, с которым она разговаривала за час до этого, был не тем человеком, которого могло устроить перемирие.
Она спросила:
— Ты ему не доверяешь, ведь так?
— Кому?
— Филиппу.
— Нет.
— Хорошо, — сказала она, не вдаваясь в подробности, и задумалась. Ей хотелось добавить: «Держись подальше от него», — но она этого не сказала.
Николь сжимала и разжимала кулаки, пока Джеймс перечислял названия звезд, которые держал в памяти; в конце концов бормотание плавно перетекло в гул, и она почувствовала на своей шее прикосновение его губ. И тут же дрожь пробежала по ее спине. Филипп мечтал уничтожить Джеймса. Но ему это, конечно же, не удастся.
Николь хотелось всем рассказать о своем Джеймсе. Ребячливом и правдивом, глупеньком, тощем, но тем не менее самом лучшем из мужчин, который к тому же принадлежал ей. Она мечтала, чтобы весь мир узнал об этом.
Джеймс повернул ее к себе лицом и продолжал целовать, теперь уже в губы, и вдруг она почувствовала себя... несчастной. Она напряглась, чтобы высвободиться из его объятий.
— Николь, что с тобой? Что, скажи ради Бога, не так?
— Ничего.
— Нет, что-то тебя беспокоит. Это я?
— Нет. Конечно, нет.
Она продолжала высвобождаться из его рук, но он крепко держал ее. Она сдалась. Она позволила ему увлечь ее на кровать. Покрывало пахло плесенью. Она не спорила, не протестовала, когда он поднял ей юбку и повернул так, чтобы ему было удобно получить то, чего он так хотел. В какой-то момент он остановился и сказал:
— Не могла бы ты быть немного менее равнодушной? Ты заставляешь меня чувствовать себя так, словно я должен оставить десятифунтовую бумажку на туалетном столике, когда буду уходить.
Николь вдруг чихнула и толкнула его в грудь кулаками. Ей показалось, что кулаки уперлись в кирпичную стену.
Николь собралась ударить его еще раз, но он перехватил ее руки и засмеялся:
— Вот как, а ты, оказывается, еще полна сил.
— Ах, — вскричала она, — у тебя нет уважения к старшим!
— Вовсе нет, — ответил он и продолжил свое дело, пока его руки не нащупали шелк ее панталон, единственного, что отделяло его руки от ее тела. Он слегка провел ногтем по ткани в нежнейшем касании.
