Бертрис Смолл - Околдованная
— М-мама говорила… — пробормотала она и, обнаружив, что снова способна дышать, продолжала:
— И жена Чарли тоже, но есть огромная разница между словами и реальностью. Сделай это снова! Это так волнующе!
Себастьян тихо рассмеялся.
— Поверь, будет еще лучше, — пообещал он. — Хочешь, моя маленькая женушка?
— Да!
— Тогда повинуйся мне, Отем, — велел Себастьян, усаживая ее на стул. — Положи свои хорошенькие ножки мне на плечи. А теперь я дам тебе наслаждение.
Отем зачарованно наблюдала, как темная голова протискивается между ее бедрами. Он снова раздвинул нежные створки. И тут она ощутила… его язык, лижущий ее чувствительную плоть. Ласкающий. Дразнящий. Она словно таяла от нестерпимого жара, вспыхивавшего в крови. Потом язык Себастьяна нашел крошечный бутон любви и принялся неустанно обводить его. Отем ахнула, сжимаясь от растущего внутри напряжения. Невольный стон сорвался с ее губ. Стон удовольствия. О, это куда приятнее, чем в тот раз, когда он ласкал ее пальцами!
Давление все усиливалось, пока не взорвалось с силой, лишившей ее способности соображать. Волна скоро отхлынула, оставив Отем обмякшей и задыхающейся от только что испытанного блаженства.
Почувствовав конвульсии ее разрядки, Себастьян застонал от всепоглощающего желания. Он вдыхал запах жены, сладостный и пряный. Во рту все еще оставался ее медовый вкус.
Просунув руки под ягодицы Отем, Себастьян осторожно стянул ее на пол и подмял под себя.
— Я больше не могу ждать, — прошептал он.
— И не надо, — обронила она, широко разводя ноги и ощущая, как его могучее копье легко входит в готовое для любви тело. Короткий момент острой боли вызвал невольные слезы, которые Себастьян принялся осушать поцелуями, бормоча извинения и нежные слова. Отем обвила ногами его талию, вбирая в себя глубже, и отдалась на волю головокружительного исступления.
Он пил ее сладость, не в силах насытиться. Тесный горячий грот то открывался навстречу его выпадам, то плотно смыкался вокруг его плоти. Его грудь сминала теплые мягкие полушария. Шелковистые бедра плотно стискивали его, как бока скакуна. Себастьян начал двигаться, сначала осторожно, боясь причинить Отем боль, наступал и отступал, пока не почувствовал, какую бурю эмоций пробудил в ней. И когда понял, что больше не в силах сдержаться, Отем вскрикнула, и он излил свои любовные соки, наполнив ее тело.
— Сладко… как сладко, — выдохнула Отем. Голова ее лихорадочно металась из стороны в сторону, ногти впились в спину мужа. — О, мне этого не вынести! Боже! Боже!
Она извивалась и билась в судорогах экстаза. Себастьян прижал ее к себе и, дождавшись, пока она успокоится, лег рядом. Прошло немало времени, прежде чем он смог отдышаться и, подняв жену, понес в спальню, где уложил на кровать. На ковре остались неоспоримые следы ее потерянной невинности, бедра были окроплены алой кровью, оставившей следы и на мужской плоти. Себастьян снова обнял жену, и Отем довольно вздохнула.
— Я тебя люблю, — пробормотала она, прежде чем погрузиться в сон.
— Я тоже тебя люблю, дорогая, — тихо ответил он и закрыл глаза. Но заснуть не мог.
Воспоминания унесли его в прошлое, к первой брачной ночи с Элиз. Какой скромной и застенчивой она казалась! "
Почти неделя ушла на то, чтобы сделать ее женщиной, потому что она рыдала, сжималась и уверяла, что боится. Ему самому было всего семнадцать, и отец говорил, что благородный мужчина никогда не возьмет даму силой. Поэтому он помыслить не мог, чтобы принудить жену, и когда все же получил то, чего добивался, не испытал ничего, кроме разочарования. Тогда на простынях не было крови, но он попросту не знал об этом доказательстве целомудрия женщины.
После той ночи Элиз всегда было мало, и он никак не мог ее удовлетворить. Потом Себастьян вдруг заметил, что окружающие, особенно дворяне его круга, начали с сожалением поглядывать на него. В один прекрасный день подруга его покойной матери, госпожа Сен-Омер, пересказала ему слухи. Он не поленился проверить и убедился, что на этот раз злые языки не лгали. Правда, Себастьян рассердился на пожилую даму, но тут обнаружилось, что Элиз беременна и не может точно назвать отца ребенка. Судьба распорядилась так, что она умерла, пытаясь избавиться от плода. Только сейчас Себастьян понял, как обязан мадам Сен-Омер за то, что она познакомила его с Отем Лесли, которая — он это чувствовал — станет его последней и самой сильной любовью.
Проснувшись несколько часов спустя, Себастьян обнаружил, что Отем сидит у него на груди и тщательно обтирает мокрой салфеткой его мужское достоинство.
— Мадам, — сонно пробормотал он, — что вы делаете?
— Мою его, — отмахнулась она, не потрудившись обернуться. — Меня учили каждый раз после страсти обмывать интимные места. Это делает следующую любовную схватку гораздо приятнее. Так мама сказала.
— А вы уже готовы к следующей схватке, госпожа маркиза? — осведомился он.
Отем швырнула салфетку в стоявший у постели тазик.
— А вы нет, месье? — усмехнулась она, наклоняясь так, что ее соски скользнули по его груди. Разноцветные глаза искрились смехом.
Себастьян накрыл ладонями ее груди. Его серебристые глаза задумчиво щурились.
— Итак, мадам, одного раза вам недостаточно?
— Мои братья — неутомимые любовники, так по крайней мере утверждают их жены. Мама считает, что для здоровья полезно предаваться страсти не менее двух раз за ночь, — серьезно объявила она.
Себастьяну показалось, что она дразнит его, поэтому он осторожно ответил:
— Что же, мысль не лишена приятности, и признаюсь, что после нескольких часов отдыха подумываю о том, чтобы снова соединиться с вами, мадам.
— Всего лишь подумываете, месье? — пробормотала она, призывно вильнув ягодицами.
Себастьян чуть сильнее сжал ее соски и с ленивой улыбкой перевернулся, увлекая Отем за собой.
— Чего мне хочется, мадам, — прорычал он, — так это придавить вас к перине и вонзиться так глубоко, чтобы вы запросили пощады.
Он нашел ее губы и впился со всем жаром желания, возбуждая ее силой своего вожделения, требуя такого же самозабвения от нее.
Забыв обо всем, Отем отвечала на его исступленные поцелуи.
— Я хотела ощутить тебя внутри с того самого дня, когда мы встретились, — прошептала она, дерзко обводя языком влажные губы. — Ты невероятно меня возбуждал! Я была тогда совсем наивна и все же предавалась бесстыдным мечтам о тебе. Пришлось скрываться ото всех, даже от мамы! Я так боялась, что она что-то заподозрит. Братья просили меня выходить замуж только по любви, но скажи, Себастьян, эта восхитительная похоть и есть любовь?
