Мой любимый шотландец - Эви Данмор
– Добрый вечер, – поздоровалась Хэтти срывающимся от волнения голосом.
В тишине засвистел закипающий чайник. За кухонным окном рыжеволосый парень ловко взмахнул топором, раздался глухой стук.
К счастью, Мари вышла вперед и все объяснила. В отличие от гэльского, на котором говорили в горных частях Шотландии, язык жителей равнин на письме имел некоторое сходство с английским, но устная речь для уроженки Лондона звучала непонятно.
Кухня у Рози Фрейзер была опрятная: выложенные плиткой стены, симпатичные украшения в посудном шкафу, с полированной полочки свисали пучки сушеных трав…
От группы отделилась женщина средних лет в синем платке.
– Добро пожаловать в мой дом, миссис Блэкстоун, – проговорила она по-английски, вытирая руки о передник. – Я – Рози Фрейзер.
От мелких кровеносных сосудов ее щеки казались румяными, ясные зеленые глаза смотрели пристально.
– Рада знакомству, миссис Фрейзер.
– Вчера вы нарисовали малютку Энни, – заметила хозяйка. – Прекрасный портрет! Ее матери очень понравилось. Хотите чаю?
Все тут же засуетились: расчистили стол и предложили Хэтти присесть, сняли с плиты чайник. Рози Фрейзер бросилась в соседнюю комнату за лучшей фарфоровой чашкой.
– Сейчас мы заняты готовкой, а вот завтра, после утренней мессы, вполне можем собраться, – сообщила хозяйка, пока Хэтти вежливо потягивала обжигающий чай. – Вы могли бы нарисовать еще нескольких ребятишек?
Женщины вокруг закивали. Хэтти поставила чашку.
– Пожалуй, да.
– Нарисуйте моего Хэмиша, – попросила миссис Фрейзер, кивнув на юношу, который рубил дрова во дворе. Мари, поглядывавшая в окно, поспешно отвернулась.
– Будьте так добры, миссис Блэкстоун, нарисуйте моих Арчи и Дугала, – сказала женщина постарше с красными, загрубевшими от работы руками, прижав чашку к груди.
– Конечно, – отозвалась Хэтти.
Миссис Фрейзер посмотрела на нее искоса.
– Думаю, сперва черед Мэри Бойд.
Женщина изменилась в лице.
– Ох, да.
– У Мэри теперь всего один, – пояснила Рози, и все мрачно закивали.
– Один кто? – не поняла Хэтти.
– Сын.
– Ах, мне так жаль!
– Ее Домхолл погиб в прошлом году под завалом.
– Я очень сочувствую… – пробормотала Хэтти.
Женщины тихо обсуждали что-то по-шотландски. Насколько поняла Хэтти, вспоминали свои потери и время, когда произошли несчастные случаи на шахте, чтобы определиться, кто должен получить рисунок прежде.
У нее защемило сердце. Рози Фрезер повернулась к ней и объявила:
– Завтра мы устроим собрание, а взамен вы порисуете.
– Договорились, – ответила Хэтти с наигранной радостью.
По пути в гостиницу настроение у нее было подавленное.
– Разве у них нет фотографий? – спросила она у Мари, которая бодро шла пружинистым шагом, то и дело наклонялась, срывала вереск и складывала в карман передника.
– Вы про карточки умерших? – с удивлением уточнила девушка.
– Или живых.
Мари засмеялась.
– Конечно, нет! Здесь принято хранить пряди волос. Звать фотографа в такую даль, из самого Оштермучти, чтобы снимать мертвых? Слишком дорого, мэм. Но да, – посерьезнела Мари, – фотокарточки гораздо лучше. Честно говоря, лицо постепенно изглаживается из памяти, как бы ни хотелось его помнить. И тогда чувствуешь себя виноватым, что забыл.
Тягостное получилось общение, ничего не скажешь.
– Несчастные случаи на шахте – обычное дело?
– Пожалуй, да, если считать мелкие происшествия, – ответила Мари.
– Что значит мелкие?
Девушка задумалась.
– Сломанные пальцы, переломы рук. Не фатально, но работать не можешь. Еще люди погибают по неосторожности при подъеме и спуске оборудования или под завалом, когда с потолка камни падают. Или срывается вагонетка, запряженная пони, и переезжает того, кто не успел укрыться в нише.
Перед мысленным взором Хэтти возникли шрамы Люциана. Вероятно, серебристые на животе остались от упряжи, в которой он ребенком тянул вагонетки…
– Однако большинство шахтеров гибнут вовсе не от несчастных случаев, – сообщила Мари. – Их косит болезнь под названием «черные легкие», потому что они день-деньской дышат угольной пылью.
– Могу себе представить, – отозвалась Хэтти, хотя понятия не имела, каково это.
До самой гостиницы Мари распевала неуместно веселую кельтскую песенку, потом смущенно обратилась к Хэтти:
– Миссис Блэкстоун… Как думаете, у вас найдется время нарисовать Хэмиша Фрейзера?
– Парнишку, который рубил дрова?
Мари покраснела.
– Ага.
– Ты за него волнуешься?
Взгляд Мари упал на набитый вереском передник.
– Нет, мэм. С Хэмишем точно ничего не случится.
Хэтти заломила руки.
– Сколько же в Драммуире шахтеров?
Мари подняла глаза.
– Сотни три.
Хэтти попыталась представить, как часами стоит в сырой школе перед мольбертом и с акварельными или масляными красками, а жители поселка позируют ей один за другим… Невозможно! Времени у шахтеров в обрез, днем они свободны только по воскресеньям, и ей пришлось бы остаться в Драммуире на долгие месяцы, чтобы нарисовать всех. Можно сделать наброски, потом вернуться в Лондон и раскрасить их уже дома… Она покачала головой.
– У меня есть идея получше! – И для этого придется поговорить с Люцианом.
Хэтти попрощалась с Мари, взбежала по лестнице и ворвалась в номер, исполненная пылкой решимости. Она резко остановилась. Посредине стояла ванна, и в ней сидел Люциан, выставив мокрые плечи и коленки – посудина явно была ему маловата. Хэтти рефлекторно зажмурилась.
– Прости, любимая, – расслабленно протянул муж, – что принимаю ванну прямо здесь.
От воды повеяло теплом, душистым вереском и сосной. Черт возьми! Хэтти могла бы удрать и вернуться, когда Люциан оденется, но она слишком загорелась новой идеей, к тому же они были женаты.
Девушка открыла один глаз.
– Ты не против?
Он усмехнулся.
– Нет.
От его кожи медленно поднимались струйки пара. Зачесанные назад волосы не смягчали жестких черт лица, и сейчас Люциан как никогда походил на бродягу, причем выглядел весьма живописно. Хэтти встряхнулась.
– Мне нужен фотографический аппарат!
Люциан поднял голову.
– Зачем?
– Для шахтеров!
– К чему шахтерам аппарат?
– Похоже, у них нет обычая фотографировать своих близких.
– В такой захолустной и бедной общине? Нет, конечно.
Хэтти задрожала. «Меньше пафоса, Помпончик!» Она прошлась вокруг ванны.
– Представь, каково жить с чувством вины из-за того, что забываешь лица родных!
– Очень даже представляю. – Люциан поерзал, плеснув водой на пол. – Что эти женщины с тобой сделали?
– Ничего, – заверила Хэтти. – Они были вполне дружелюбны.
Он рассматривал ее слегка насмешливо. Хэтти вспомнила о шрамах, скрытых сейчас водой.
– Черные легкие, – проговорила она. – Вот почему ты не куришь?
– Верно подметила.
Хэтти сообразила лишь по дороге в гостиницу.
– Да. От тебя никогда не пахнет дымом. – Вероятно, поэтому его аромат всегда такой свежий, а зубы – белые. – Почти все мои знакомые неравнодушны к папиросам. Они даже утверждают, что курение полезно.
Он
