Александр Корделл - Мечты прекрасных дам
30
Через три дня Анна приступила к своим обязанностям в качестве помощницы экономки, пока Милли с Мами все еще пребывали на острове Грин. Джеймс Уэддерберн, держа в руках бутылку, в тупом пьяном оцепенении глазел в окна гостиной.
Он стоял, покачиваясь посреди комнаты, затем вдруг резко выпрямился, стараясь придти в себя, поскольку где-то ему почудилась музыка – еле слышные звуки, – будто какая-то женщина поет, перебирая струны старинного инструмента.
Не выпуская из рук бутылку, он подошел к двери и отворил ее. Звуки стали слышнее. Он вышел в коридор и прислушался, не веря своим ушам.
Идя на звук, Джеймс проковылял до главной лестницы, затем прошел в ту часть дома, где жила прислуга. Остановившись у двери, за которой слышалось пение, он повернул ручку и вошел.
Музыка резко оборвалась. Анна Безымянная, сидевшая на кровати с «п'и-па» в руках, подняла голову, на лице ее мелькнул непритворный ужас.
На ней не было ничего, кроме легкого халатика. Она отшвырнула «п'и-па» и вскочила с кровати. Халатик соскользнул, открыв ее, нагую. Она стояла, сжав кулаки, дрожа всем телом.
Джеймс, потрясенный столь быстрым развитием событий, не мог отвести от нее удивленного взгляда, но тут Анна пришла в себя, схватила лежавший на полу халатик и бросилась к двери. Но Джеймс преградил ей дорогу.
– Пожалуйста, господин, – взмолилась Анна. Все еще плохо соображая, Джеймс не мог отвести глаз от ее залитого слезами лица.
– О Боже праведный, – пробормотал он.
– О пожалуйста, простите!
Теперь она говорила по-китайски – на своем родном языке, пытаясь что-то объяснить Джеймсу, но тот, слабо понимая что-то в этом потоке речи, лишь глупо улыбался. Но и в менее щекотливых ситуациях разгневанный хозяин мог запросто уволить прислугу Анна прекрасно об этом знала. Прикрыв лицо своими длинными волосами, что у китаянок выражало крайний стыд, она бросилась к кровати и вся скорчилась, словно ожидая удара. Джеймс подошел к ней ближе и откинул волосы с ее лица.
– Простить? За что простить? – спросил он слегка охрипшим голосом.
– Вы ведь не прогоните меня?
– Да упаси Бог, женщина! Меньше всего я думаю об этом. Ты просто подарок небес.
– Тогда, – она умоляюще посмотрела на него, – пожалуйста, будьте поласковее со мной, хозяин. Я воспитывалась в монастыре и ничего не знаю о мужчинах – С этими словами она подошла к двери, заперла ее и, откинувшись, подняла к нему свое лицо, на котором сквозь слезы проступала задорная улыбка.
Книга третья
31
До того, как Милли исполнится двадцать один год, оставался один месяц. В это время года уже с утра наступала такая несносная жара, что все беременные женщины в Гонконге начинали жаловаться на свою судьбу. Мами, не переставая обмахиваться веером, заявила, что ни одна женщина, проживающая восточнее Аравии, не должна рожать детей летом.
– Может, вскоре на тебя тоже начнет действовать жара? – подразнила ее Милли.
– Что ты хочешь сказать?
– Ничего. Просто в Гонконге сейчас начался сезон детей!
– Мисс Милли, за кого ты меня принимаешь. Я прожила долгую жизнь и умею избегать таких сюрпризов. – Мами утерла платком потное лицо, и блеснула ее самая великолепная улыбка. – Но должна признаться: с тех пор, как в мою жизнь вошел Черный Сэм, мне приходится иногда и выкручиваться.
– Что ты имеешь в виду?
Мами пожала плечами.
– Ну, я начала встречаться с мужчиной. Я так долго была замужем за Растусом, что даже не ожидала, что способна, как бы это выразиться, обрести второе дыхание. Но Сэм сказал, что Растус – мертв, а я – жива.
– Сэм прав. Когда ты его увидишь?
– В два часа в этот же день на будущей неделе на пирсе Блейка. Он повезет меня на остров Стоункаттерс. Это необитаемый остров.
– Ой, как ты рискуешь. Даже не была там. Тебе удалось снять с него эти пиратские серьги?
– Он мне их отдаст через неделю в воскресенье, когда пойдет со мной в церковь на утреннюю службу.
– Неужели!
– Да! – уверяла ее Мами. – Мой Растус посещал церковь, как должен делать всякий уважаемый человек, и я сказала Сэму: «Если ты будешь вести себя, как мой Растус, тебе не будет стыдно предстать перед Создателем». «Но я совсем не спешу с ним встретиться. Пожалей меня, девушка, я же пират», – заявил мне Сэм. «Тем более ты должен быть честным и порядочным, иначе тебе не увидать Мами недели две, не меньше»
Милли хихикала.
– И что он тебе сказал на это?
– Ну, видишь, мы продолжаем встречаться…
– Господи! Ты знаешь, как прибрать мужчин к рукам.
– Что верно, то верно. Когда Господь Бог наградил Еву даром любви, он объяснил ей, как им пользоваться.
Мами наклонилась к зеркалу и потерла пеплом розовых лепестков за ушами.
– Как тебе Фу Тан?
Мами снова пожала плечами.
– Я могу сказать только одно: экономка она хорошая. С тех пор, как она у нас появилась, у меня никаких хлопот.
– Отдыхай, пока ты по-настоящему не выздоровеешь.
– Но все равно, я не доверяю никому, кто прячет глаза, а не смотрит открыто.
– Что ты хочешь этим сказать?
– Очень уж хитра, – ответила ей Мами. – И, прямо скажем, не ангел. Так и зыркает черными своими глазищами.
Милли подумала, что Мами преувеличивает: глаза новой экономки были не черными, а карими, и такими простодушными… как у молодой телочки. С тех пор, как она у них появилась, все хозяйство действовало, как часы.
В прихожей Милли наткнулась на Джеймса – его ждали с носилками два кули, чтобы отнести в офис.
Белые колонны, украшающие фасад их «Английского особняка», сверкали красотой и величием в утреннем свете, Джеймс же, напротив выглядел потрепанным и мрачным.
– Прости, что не позавтракала вместе с тобой, – спокойно сказала Милли.
Джеймс проворчал что-то невнятное. Глаза у него были красные и подпухшие. Милли решила, что никто не имеет права выглядеть так, как ее муж по утрам.
Джеймс нехотя выдавил:
– Принесли открытки – поздравляют тебя с днем рождения. Не рано ли?
– Это от школьных подруг из школы, – сказала Милли. – Они перепутали дату, и из-за них я уже чувствую себя старой.
Пока Джеймс переваривал сказанное ею, Милли добавила:
– Я вчера заходила в банк, ведь скоро я сама буду распоряжаться деньгами, которые сейчас под твоей опекой.
Джеймс попытался уйти, но она его задержала.
– Мне казалось, что на моем счету должно быть как минимум две тысячи долларов, и меня поразило, что там практически ничего не было.
– Что ж, придется привыкать жить по средствам, – огрызнулся он.
– Это неслыханно! Ты должен перечислять на мой счет пять сотен долларов ежемесячно. Так было указано в соглашении об опеке. Мне и нужно-то всего пятьдесят долларов, но на счету нет ничего!