Вера Крыжановская - Два сфинкса
Дрожа как в лихорадке, Ричард выпрямился и увидел, что дверь сломана, а на пороге стояли: его камердинер Фридрих, полицейский комиссар, слесарь и прислуга отеля.
– Что это значит? По какому поводу вы, господин комиссар, врываетесь ко мне таким необычным способом? – с гневом спросил Леербах, поднимаясь с кресла.
– По просьбе хозяина отеля и вашего камердинера, который заявил, что вот уже двое суток, как вы заперлись и не подаете признаков жизни. Так как дверь была заперта изнутри на задвижку, а на наши многократные оклики вы не давали ответа, я приказал сломать дверь, – ответил комиссар.
Затем, поклонившись, он вежливо прибавил:
– Так как вы живы и здоровы, барон, то мне остается только удалиться и попросить у вас извинения.
– Ты, кажется, с ума спятил, Фридрих! Без всякого повода взбудоражил весь дом и поднял такой скандал! – в бешенстве вскричал Ричард.
– Поневоле взбудоражишь, когда вот уже третий день вы сидите здесь запершись и не подаете признаков жизни…
– Войди и запри дверь! А вы ступайте вон, – перебил его Ричард.
– Ты смеешь еще лгать, что трое суток ты не мог попасть сюда, когда не далее, как вчера вечером, ты подавал мне холодный ужин, и я запретил тебе беспокоить меня, так как мне нужно было написать важные письма!
– Господи, Боже мой! Да ведь то было в четверг вечером, господин барон, а сегодня у нас воскресенье. Если вы мне не верите, то посмотрите на газеты и сами убедитесь в этом. Боже мой! Какого страха набрался я! Сначала я подумал, что вы занимаетесь спиритизмом, как леди из № 5, у которой бывают бесконечные сеансы и которая дала вам книги с наставлениями, как нужно вызывать духов. Ввиду смерти баронессы и вашего горя, я предположил, что вы хотите вызвать ее душу. Меня уверили, что в этом нет ничего опасного; но когда вы не появлялись несколько дней, я счел вас умершим и пригласил комиссара.
Ричард почти не слушал его. Он раздумывал, не будучи в состоянии понять, как это время, показавшееся ему минутой, могло длиться около трех дней? Вдруг на глаза ему попалась толстая пачка бумаг, лежавшая на столе. Ричард убедился, что это были тщательно пронумерованные листы, мелко исписанные незнакомой ему рукой. Сфинкс стоял на своем месте, но находившиеся в нем вещи исчезли, хотя он не помнил, чтобы прятал их.
– Хорошо, Фридрих! – перебил он болтовню лакея. – Принеси мне завтрак, а потом оставь одного. Не бойся, я не запрусь на задвижку. Кроме того, прикажи здесь все исправить, пока я пойду к профессору Бэру.
Несмотря на страшный голод, Леербах торопливо позавтракал, желая поскорее остаться один, чтобы убедиться, спал он или действительно в цоколе сфинкса находились вещи, которые он видел.
Едва ушел Фридрих, как Ричард сел за стол, придвинул к себе сфинкса и нажал золотой пестик голубого лотоса. Тотчас же послышался треск и открылось отверстие, в котором лежали флакон и пакет с рукой мученицы.
Значит, он не спал! Ричарду захотелось еще раз взглянуть на руку, так чудесно сохраненную каким–то неизвестным способом. Разворачивая пожелтевший холст, он с удивлением увидел, что на внутренней стороне его находился, по–видимому, сделанный синим рисунок, изображавший сфинкса и пирамиду. Над рисунком был нарисован сложный план, а под ним иератическая надпись.
– Надо попросить Бэра прочесть все это! История становится все загадочней и интересней, – пробормотал Ричард, укладывая руку обратно в тайник.
Затем он придвинул к себе пачку бумаг и убедился, что это был вполне законченный рассказ, написанный таким правильным и изящным латинским языком, который сделал бы честь самому Цицерону; в рассказе этом речь шла о какой–то Валерии.
Ричард замкнул рукопись в столе. В том взволнованном состоянии, в котором находился, он не в силах был прочесть эту странную летопись, написанную обитательницей иного мира, так как он отчетливо помнил красивую фигуру женщины, которая поцеловала его в лоб и сказала: «Я напишу для тебя историю одной жизни, погребенной под прахом веков».
Несмотря на утомление, Ричард чувствовал потребность в чистом воздухе и движении, чтобы хоть немного привести в порядок свои чувства. Поэтому он тотчас же отправился к профессору Бэру, который должен был уже вернуться из своей экскурсии. Тщательно заперев драгоценного сфинкса, он ушел.
Профессор был дома и занимался копированием и приведением в порядок целой серии надписей, которые привез с собой. Он радостно встретил Леербаха, но, удивленный его болезненным видом, стал расспрашивать о здоровье.
На его расспросы Ричард отвечал уклончиво и тотчас же перешел к рассказу о том, как Альмерис нашла сфинкса. В заключение он просил профессора прочесть иероглифическую надпись, выгравированную на цоколе.
Бэр воодушевился и тотчас же пожелал видеть такую интересую вещь. Захватив словарь, толстую переплетенную тетрадь и лупу, они двинулись в путь.
Вид ящика и сфинкса вызвал у Бэра крик удивления.
– Да это верх совершенства! Этим вещам нет цены! – на все лады повторял он, восторгаясь совершенством работы.
Наконец, он приступил к разбору иероглифической надписи на цоколе. После двухчасовой молчаливой работы, он выпрямился и вытер смоченный потом лоб.
– Ну, что там написано? Нашли вы указание насчет происхождения этой любопытной вещи? – спросил Леербах, с нервным нетерпением наблюдавший за продолжительной работой профессора.
– Да. Сфинкс, оказывается, менее древен, чем я предполагал сначала. По–видимому, он относится ко времени Амасиса, т. е. незадолго до вторжения персов. Лицо сфинкса изображает принцессу Нуиту. Этот сфинкс – работа скульптора Рамери, но…
– Рамери! Скульптора звали Рамери? – перебил его Ричард, соскакивая с кресла.
– Да что вы так волнуетесь? Право, можно подумать, что вы знали этого Рамери. Ха, ха, ха!
И профессор расхохотался своим сочным и веселым смехом. Затем он продолжал:
– Впрочем, надпись очень загадочна, и в ней идет речь о нескольких лицах.
– Может быть о некоем Аменхотепе и Эриксо?
Теперь настала очередь Бэра разинуть от удивления рот.
– Как? Вы уже прочли и только хотели проконтролировать меня? – сказал он после минутного молчания.
Ричард нетерпеливо пожал плечами.
– Что за глупости! Я ничего не прочел, так как ничего не понимаю в иероглифах и не умею разбирать их. Но я оказался в некотором роде замешанным в такую необыкновенную историю, что, право, можно сойти с ума! Теперь передайте мне слово в слово надпись, высеченную на цоколе.
– Повторяю вам: надпись очень загадочна, очевидно содержит недомолвки и по–видимому исходит от двух лиц. Сначала идет нечто вроде указания, где упоминаются имена скульптора, современника Амасиса, и принцессы Нуиты, чье лицо изображает сфинкс. Затем, – совершенно непонятно – этот же самый скульптор дарит сфинкса какой–то римской даме, по имени Валерия, называя его копией своей первой работы. За этой галиматьей следует вторая надпись, обращенная к Рамери неким Аменхотепом, титулующим себя великим магом. В ней сообщается, что Аменхотеп и Эриксо находятся в безопасном месте и что все подробности и указания Рамери найдет в известном ему тайнике. Вот почти слово в слово смысл надписи. Если вы понимаете в ней больше меня, Леербах, то бесконечно обяжете меня, дав мне объяснение.
