Дженнифер Блейк - Черное кружево
Вскоре послышался медленный размеренный бой барабанов. Это означало, что осужденных вывели из старых французских казарм и повезли на площадь. Грохот становился все сильнее, разносясь эхом по улицам города и отражаясь от стен окружающего его частокола. В этот нескончаемо долгий день узкие городские закоулки казались не слишком оживленными, а сейчас они вообще словно вымерли, после того как жители разошлись по домам и заперли двери.
В угрюмой тишине шаги Фелисити, торопливо идущей в сопровождении Ашанти по направлению к Оружейной площади, звучали неестественно громко. Девушка как будто чувствовала презрительные взгляды сотен глаз, наблюдавших за ней из-за закрытых ставней.
Оказавшись на площади, Фелисити увидела, что она не одинока. Зрителей действительно было немного — дюжины две или чуть больше людей, в абсолютном молчании стоявших под теплыми лучами осеннего солнца. Все устремили взгляды на пятерых приговоренных, медленно приближавшихся к ним верхом на ослах. Их руки были связаны за спиной, а по обеим сторонам этого печального шествия двигался многочисленный конвой гренадеров.
На другой стороне площади стоял О'Райли. В расшитом блестящими галунами мундире с многочисленными орденами он всем своим видом выражал напряженное внимание. Рядом, справа от него, находился мэр города и несколько других чиновников. Слева стоял полковник Морган Маккормак, позади виднелась группа военных, в том числе двое офицеров с серебряными жезлами в руках, что свидетельствовало об их принадлежности к окружению генерал-губернатора.
На парадном плацу перед офицерами выстроился огромный отряд испанских солдат — несколько тысяч человек. Образовав каре, они окружили Оружейную площадь так, что ее центр остался свободным. С неподвижными, словно вырезанными из дерева, лицами и непроницаемыми взглядами, они стояли в боевом построении, непреодолимым барьером отделяя горожан от приговоренных, оказавшихся внутри каре словно в живой тюрьме.
Ослы, на которых привезли осужденных, остановились. Приговоренным помогли спуститься и, выстроив цепочкой, провели на середину площади. Вперед выступил судебный секретарь. Держа в руках трепещущие на теплом ветерке бумаги, он по-испански прочитал приговор, который тут же перевели на французский язык. Потом копию приговора вручили городскому глашатаю, и он с суровым видом, стараясь заодно выразить собственную важность, огласил его содержание, громко выкрикивая слова, обращаясь попеременно к войскам и собравшейся немногочисленной кучке горожан.
Как только смолк его громкий и чистый голос, послышалась команда, и вперед выступил взвод солдат. Осужденных поставили на колени спиной к солдатам. Командующий взводом офицер со скрежетом вынул из ножен шпагу. По его приказу солдаты выставили вперед мушкеты, уже заряженные заранее, и взяли их на плечо. Офицер высоко поднял шпагу и, бросив еще одну отрывистую команду, резким движением опустил ее вниз.
Раздался дружный залп. На одежде приговоренных появились яркие расплывающиеся пятна крови. Повалившись ничком, они забились в конвульсиях, а потом затихли. Никто из них не произнес ни слова, никак не выказал страха или слабости. Их спокойная ненаигранная стойкость перед лицом бесполезной и позорной смерти отозвалась болью и жалостью в сердцах людей, пришедших на площадь. И все-таки это было единственное, что помогло всем вынести зрелище этого полного краха.
Фелисити не предполагала, что Морган сегодня вернется рано. После приведения приговора в исполнение все недовольные, те, кто принимал участие в заговоре и остался на свободе, могли задумать отомстить, нанести удар в ответ на казнь своих товарищей. Поэтому поступило распоряжение закрыть все заведения, торгующие крепкими напитками, а заодно — кофейни, игорные залы и другие места свиданий и порока. Поскольку город находился на военном положении, обязанность следить за исполнением этого приказа возложили в первую очередь на военных, а не на гражданские власти, значит, и на Моргана тоже. Фелисити не могла представить, чтобы он оставил службу, как бы сильно ни переживал из-за сегодняшних событий. Поэтому, когда она услышала, как он поднимается по лестнице спустя менее часа после ее возвращения, ее охватила тревога.
Она лежала на кровати, думая о Кубе, о том, как ей попасть на этот остров, постаравшись перебраться туда одновременно с отцом. А если Морган сумеет добиться перевода в Гавану, тогда он может взять ее с собой. Услышав шаги, Фелисити соскользнула с постели и расправила складки на юбке. Не надевая туфель, которые она сбросила, прежде чем лечь, девушка поспешила в гостиную.
Морган стоял посреди комнаты с каким-то свертком под мышкой. Когда он обернулся, его лицо показалось ей изможденным, зеленые глаза выражали тоскливую безысходность.
Фелисити остановилась, опершись рукой о спинку резного кипарисового кресла.
— Что это? Почему ты вернулся?
— Присядь, Фелисити, — проговорил Морган бесстрастным тоном, словно отдавая приказ.
— Почему? — спросила она.
Не получив ответа и ни о чем не догадавшись по выражению его лица, она посмотрела на сверток, который он принес. По размеру и неправильной форме он походил на камзол, в который завернули несколько предметов. Прошло какое-то время, прежде чем Фелисити поняла, что это. Она вновь посмотрела Моргану в глаза, потом, почувствовав, как ее перестают слушаться налившиеся тяжестью конечности, упала в кресло.
Морган подошел ближе. Встав на одно колено, он положил вещи, которые держал в руках, на подол ее платья. Бархатный камзол табачного цвета развязался, и ее глазам предстала пара туфель, табакерка с крышкой, покрытой перегородчатой эмалью, переплетенная книга стихов Вергилия и шпага. Эти вещи, уже далеко не новые и тем не менее бесконечно ей дорогие, принадлежали Оливье Лафаргу. Девушка стала перебирать их дрожащими пальцами.
— Фелисити, — проговорил Морган тихим грудным голосом, — мне больно об этом говорить, но я должен сообщить, что твой отец мертв.
— Мертв? — спросила она без всякой интонации. — Но как? Как это могло случиться? Он же получил только шесть лет тюрьмы…
— Он сам наложил на себя руки. Кто теперь узнает, почему? В тюрьме с человеческим разумом происходят странные вещи.
Фелисити широко открыла глаза, почувствовав по тону его голоса, что Морган чего-то недоговаривает.
— Как… как это случилось?
— Зачем вдаваться в подробности? — ответил он, подавшись назад. — Это случилось. Вот и все.
— Нет, не все, — резко возразила Фелисити, — я должна знать. — Мысль о том, что он может что-то скрывать и во что может вылиться эта попытка, заставляла ее проявить настойчивость.