Тереза Скотт - Обрученная с мечтой
Бренд что-то тихо замурлыкал себе под нос. Взгляд его упал на Уинсом, стоявшую у борта на носу корабля. Проклятие! Она опять беседует с монахом! Показав на кита, медленно погружавшегося в синюю глубь, она сказала что-то, заставившее монаха откинуть голову и рассмеяться. Бренд почувствовал кинжальный укол ревности. Это с ним она должна говорить и смеяться, а не с этим отвратительным монахом!
Желание подбежать к монаху и швырнуть его за борт было таким сильным, что Бренд лишь с большим трудом взял себя в руки, а про себя даже мрачно пошутил, что такой маленький тощий человечек вряд ли будет лакомым кусочком для рыб.
Бренд то и дело поглядывал в сторону жены, и каждый раз ее красота вновь воспламеняла его. Матросы тоже не остались равнодушны к прекрасной индеанке. Правда, Бренд теперь был почти уверен, что хотя люди они грубые и неотесанные, зато надежные. Было ли причиной внимания команды к Уинсом любопытство или прелестное личико, Бренд не знал, но за последнее время часто замечал, что несколько пар глаз следят за Уинсом каждый раз, когда она шагает по узким доскам палубы, между двумя рядами гребцов.
Бренд вздохнул. Как он хотел, чтобы Уинсом оставалась невидимкой для команды! Увы, этому не суждено было случиться! Кроме того, она больше не мазалась проклятой грязью, что еще больше ухудшало положение! Когда Бренд спросил жену, почему ее кожа не такая красная, Уинсом смущенно вспыхнула и ответила, что хочет поберечь остаток глины для торжественных случаев. Бренд едва не застонал от досады, но не осмелился возразить, боясь, что если заговорит о возможном несчастье, может навлечь его на свою голову.
От невеселых мыслей его отвлекло появление Арни. Юноша почему-то выглядел так, словно спал на ходу, и Бренд решил его немного встряхнуть, но тут же пожалел об этом. Оказалось, что у Арни тоже проблемы с женщинами.
– Знаешь, ведь Турид из Оксфьорда – самая прекрасная девушка на свете, – объявил он, будто сделав величайшее открытие. Бренд метнул взгляд на женщину, стоявшую на носу корабля. Уинсом все еще оживленно говорила с монахом. Бренд рассерженно фыркнул. Арни с радостью принял нечленораздельный звук за подтверждение, так что Бренд был избавлен от дальнейших замечаний.
– Глаза Турид, – продолжал он, – прелестного голубого цвета, совсем как вечернее небо.
Бренд хотел было кисло заметить, что, по его мнению, вечернее небо обычно синее или фиолетовое, а иногда, в северном сиянии, выглядит даже зеленым или желтым. Кроме того, сам Бренд предпочитал темно-карие глаза. Бархатистые темно-карие глаза.
– А ее волосы! Словно летнее солнышко! Красивее я не встречал!
Бренд едва не ответил, что лучше волос цвета воронова крыла ничего быть не может, хотя черные пряди с красноватым отливом тоже довольно привлекательны.
– А ее лицо! Совсем, как у козочки… или скорее маленького ягненочка.
Бренд присмотрелся к юноше. Очевидно, тот совсем потерял голову. Но, прежде чем он смог предупредить Арни об опасностях любви, парень продолжал:
– Когда-нибудь я обязательно вернусь туда и женюсь на ней.
Бренд уставился на юного друга с таким недоумением, будто видел впервые. Что сказать ему?
– Арни, приятель, сомнительно, чтобы мы еще раз побывали в Оксфьорде?
Или:
– В мире много прекрасных женщин, Арни. Еще не раз встретишь таких, перед которыми твоя Турид просто дурнушка.
А может, сразу выложить жестокую правду?
– Арни, если мы даже и вернемся туда через много лет, твоя невеста уже будет замужем за жирным фермером и беременна десятым ребенком.
Но пока Бренд соображал, как все лучше объяснить, Арни уже отошел, с безмятежно сияющим лицом, погруженный в мечты о своей первой любви.
Бренд покачал головой. Может, это к лучшему, что он ничего не сказал Арни. Не ему давать советы насчет женщин. Да ведь сам Бренд не понимал своих чувств к Уинсом, собственной жене. По крайней мере Арни был уверен, что любит Турид.
Уинсом наслаждалась беседой с одноглазым монахом. Она считала его спокойным, серьезным человеком, а его ответы на многочисленные вопросы говорили о безграничном терпении.
Когда Уинсом неделикатно осведомилась, где он потерял глаз, Бреннан мгновенно впился в нее взглядом, и ей показалось, что в единственном уцелевшем оке мелькнула грусть.
– В битве, мадам, – ответил он с обычной откровенностью.
– Люди Христа сражаются? – удивилась она. – Но ты сам сказал, что вы верите в мир и любовь для всех людей, скрелингов и северян. Почему ты дрался?
Монах Бреннан сухо усмехнулся. Он никогда не уставал отвечать на умные вопросы, если, конечно, был в состоянии ответить на них. Иногда он не ведал, как объяснить те таинства, в которые веровал.
– Я не всегда служил Христу, госпожа, – сказал он наконец. – Было время, когда я участвовал в войнах и набегах.
– Ты? Но ты так мал ростом, хотя и выглядишь сильным, – пролепетала Уинсом. – Прости, я не хотела оскорбить тебя.
Маленький человечек ошеломленно покачал головой, но тут же пришел в себя. Сухая улыбка искривила его губы, придавая слегка залихватский вид. Уинсом подумала, что, может, он сказал правду, и в самом деле был когда-то воином.
– Я потерял глаз, когда враг пронзил его кинжалом, – пояснил монах. – И не только глаз. Я потерял жизнь.
Уинсом не знала, что подумать.
– Ты о чем? Ведь ты не умер? Стоишь здесь и разговариваешь со мной. Живой и здоровый. Как…
Коротышка рассмеялся.
– Эту историю я редко рассказываю, – признался он. – Все же чувствую, что меня каким-то странным образом влечет к тебе, женщина-скрелинг. И поведаю тебе все, что знаю.
Он начал говорить, и повесть его оказалась столь невероятной, столь необычайной и отвратительной, что поверить в нее было трудно, однако слова монаха дышали искренностью, и долго еще после того, как он замолчал, Уинсом сидела, словно пораженная громом.
– Наступил вечер, и стало ясно, что набег оказался неудачным. Мы проплыли мимо многих берегов, разорили несколько ферм, но не добыли богатств, на которые рассчитывали. Среди команды росло недовольство, и я с трудом успокаивал их.
Заметив, как вздрогнула Уинсом, Бреннан кивнул.
– Да, это я вел их.
И, сверкнув единственным глазом, продолжал говорить:
– Наконец на пустынном одиноком берегу мы заметили ирландский монастырь, полускрытый туманом. Мои люди оживились. Набег! Матросы, подстрекаемые Гаральдом, моим помощником, рвались разграбить монастырь, и, признаться, я не очень противился. Мы знали, что найдем там много золота, серебра и драгоценных камней и сразу разбогатеем. А остановить нас будет некому – всему свету известно, что монахи – никудышные воины, да и место, как я уже сказал, было глухим. Уинсом кивнула.
