Джо Беверли - Рискованное приключение
Его голос еще подрагивал от смеха, когда он сказал:
— Сто тысяч, ни больше ни меньше. Что ты за испорченное, невоздержанное создание. Ладно, если нас до сих пор не услышали, значит, просто некому слышать.
Эльф уронила палку и прислонилась к двери.
— Но тогда… Вдруг они просто решили оставить нас здесь? Ведь не можем же мы умереть от голода посреди Лондона?
— Не сомневаюсь, что такое возможно, но я этого не допущу
— Каким образом? Вы сами признали, что далеко не герой.
— А вот и первые признаки того, что ты язвительная и сварливая женщина. Потерпи. В этой двери есть щели, и наверняка днем кто-нибудь появится поблизости. Мы что-нибудь придумаем.
— Извини, — Эльф, спотыкаясь, пробралась назад к ящику. — Я не привыкла чувствовать себя такой беспомощной.
— Ты думаешь, я привык? Видимо, совсем не понимаешь, что значит быть графом.
Более чем когда-либо Эльф захотелось сказать ему правду, но риск разрушить их товарищество слишком велик.
— Днем будет легче, даже если это совсем крошечная щель. Эта тьма так действует мне на нервы.
Он сел рядом с ней, обнял ее и притянул к себе, так что они полулежали на гробе, прикрытые накидкой.
— Закрой глаза и постарайся уснуть.
— Ты думаешь, я смогу здесь заснуть?
— Нет. Но когда глаза закрыты, темнота не так угнетает.
Это помогло, и в кольце его рук ей было тепло и даже уютно, хотя она сомневалась, что ему так же уютно на голых досках.
— Ты очень добрый, Форт.
— Я? Многие с тобой не согласятся.
— Почему ты так говоришь?
Его рука скользнула по ее спине, словно успокаивая, но она не думала, что он ответит.
— В последнее время я не был добрым.
Положение, в которое они попали, располагало к откровенности. Эльф сомневалась, вправе ли она воспользоваться ситуацией, ведь с Эльф Маллоран он держался бы совсем иначе. Но ей хотелось узнать его ближе и понять. К тому же она подозревала, что ему необходимо высказаться.
— Но почему? — спросила она. — Это тебе свойственно.
— Вот как? Не уверен. Вообще не помню, что мне свойственно. Да, пожалуй, я был добр, когда мне это ничего не стоило.
— Мне кажется, ты слишком суров к себе. Ты был добр ко мне.
— Мужчины часто добры с женщинами, с которыми хотят заняться любовью.
— Ага! — Эльф вскочила, оседлав его в полной темноте. — Так ты признаешь, что хотел этого!
Он фыркнул:
— Да, я этого хотел. Точнее, я хотел тебя. Бог знает почему.
— Ты иногда бываешь очень груб.
— Только что ты утверждала, что я хороший.
— У тебя удивительная способность быть и тем, и другим одновременно.
— Ты говоришь о моей натуре или о моих мужских достоинствах? — Он протянул руку, нашел ее и уложил на себя, снова завернув их в накидку:
— Мне холодно.
— Ты… ты хочешь опять. — Она не могла ошибиться в его готовности.
— Сказать, что охвачен безудержной похотью, не будет преувеличением. Впрочем, не волнуйся. Я пока в силах сдержаться.
Эльф постаралась пристроиться так, чтобы не давить на него.
— Почему же ты хочешь меня? — спросила она, позволив своей руке блуждать по его груди.
— Ах, это вечный вопрос, Лизетт. Может быть, у меня просто давно не было женщины.
— Не было? — игриво заметила она. — Это не объясняет последний раз.
Он слегка хлопнул ее по ягодицам.
— Кокетка, безумие произошло от безмерного облегчения, что мы остались в живых.
— Прекрасно. Почему ты хочешь меня сейчас?
— Опасность придает некоторым мужчинам силы.
— Силы? — хмыкнув, повторила она. — Какие интересные слова ты используешь. Так почему у тебя давно не было женщины? Наверняка не из-за недостатка возможностей.
— Может быть, я просто устал от бесконечной женской болтовни.
Он делал все возможное, чтобы отбиться от нее своими ответами, но Эльф сгорала от желания понять этого человека.
— Уверена, что ты можешь заплатить потаскушке за молчание.
Он притянул ее ближе, прижав к себе ее ягодицы.
— А я уверен, что ты слишком умна для невинной простушки, которой прикидываешься. И все же ты была невинна. Не прольешь ли свет на эту загадку, Лизетт?
Тесно прижатая к нему, она ощущала, как его плоть становится больше и тверже. Ему не удастся с помощью этого оружия заткнуть ей рот. Маллоранов так просто не заставишь замолчать.
— Моя семья не стесняется в словах, — заявила она. — Почему у тебя не было женщины?
Он изменил позу и притянул к себе ее голову, чтобы поцелуем лишить возможности говорить. Эльф возвращала ему поцелуи, превращая оружие в ласку, пока рука на ее затылке не стала нежной и напряжение не покинуло его. Полуоткрытыми губами она, однако, прошептала:
— Почему у тебя не было женщины?
Ей пришлось подавить крик — так резко его руки сжали ее плечи и затем отпустили.
— Потому что, — тихо ответил он, — я причинял им боль.
— Боль? — Она сожалела, что не видит выражения его лица.
— Так же как сейчас я сделал больно тебе. — Он погладил места, где, вероятно, остались следы его рук.
— До сих пор ты не причинял мне боль.
— С тобой все иначе. Вот почему. Вот почему я согласился заняться с тобой любовью.
Эльф улеглась опять, пристроив голову между его шеей и плечом.
— Я рада.
— Чему?
— Что я другая.
— По крайней мере ты не из числа тех, кому нравятся укусы и синяки.
— Неужели есть такие женщины?
— Ха! Наконец-то свидетельство невинности. Да, некоторым женщинам нравится секс в сочетании с болью. Некоторым мужчинам тоже.
Она приподнялась и поцеловала его в подбородок.
— Но не тебе.
Он подвинулся, чтобы поцеловать ее в губы.
— Нет, не мне. Так что, если тебе нравятся острые ощущения, найди себе кого-нибудь другого, кто позаботится об этом.
Она обиженно отвернулась.
— Может, ты и не любитель ставить синяки, но словом ударить тебе ничего не стоит!
С минуту он лежал совершенно неподвижно, затем его рука коснулась ее волос.
— Прости, но я предупреждал тебя, что я совсем не добрый.
— Думаю, твоя натура не такова. Почему ты так… так ожесточен?
Она задала главный вопрос. Поскольку Форт молчал, она решила, что он не ответит.
— Я пережил потрясение, — произнес он наконец. — И это озлобило меня.
Он сказал ей совсем мало, но и это для него слишком много. Она нежно погладила его по груди,
— Сочувствую твоей боли.
— Боли? Наверное, это подходящее слово.
— Кто-нибудь умер? — рискнула она задать наводящий вопрос.
Эльф хотела, чтобы он рассказал ей о причинах своей горечи. Возможно, граф ни с кем не говорил об этом. Она знала, как трудно ее братьям, особенно Брайту и Ротгару, делиться своими переживаниями.
