Элизабет Хойт - Приручить чудовище
Они по-прежнему сидели в гостиной, Вейл пил уже третью порцию бренди, что по его виду совсем не было заметно.
— Бланшар, — нахмурился Алистэр. — Разве это не титул Сент-Обина?
Рено Сент-Обин был капитаном пехотного полка. Хороший человек, умелый командир, он выжил в бойне под Спиннер-Фоллз только для того, чтобы быть схваченным и убитым индейцами. Сент-Обин был тем самым человеком, о котором он рассказывал Хелен, тем, кто был распят и оставлен умирать.
И еще он был другом Вейла.
— Его титул унаследовал дальний родственник, вдовец. Вместо хозяйки на его приемах — племянница, — сообщил Вейл.
— Когда будет прием?
— Завтра.
Алистэр смотрел на пустой бокал в руке. Завтра придет корабль Этьена и простоит в гавани всего несколько часов. Успеет ли он увидеть и герцога Листера, и Этьена? По всей вероятности, нет. Если он отправится на прием, он рискует упустить корабль Этьена. И если выбирать между спасением детей и информацией о предателе, дети однозначно перевешивают. Может ли быть иначе? Жизнь против смерти — вот выбор.
— Есть проблемы?
Алистэр встретил взгляд виконта.
— Нет. — Он отставил бокал. — Ты приглашен к Бланшару?
— О нет! Алистэр хмыкнул:
— Отлично. Тогда ты можешь сделать кое-что для меня, пока я буду у Сент-Обина.
Глава 17
Каждый вечер в сад приходил чародей и смотрел на заколдованного воина. Он не скрывал своего торжества.
Однажды на каменное плечо воина села необычная птица. Она узнала своего спасителя, потому что была одной из тех, кого освободил воин вместе с принцессой. Порхнув к тисовой изгороди, птица отщипнула один листочек и полетела прочь от замка.
Прием уже начался, когда Хелен и Алистэр ступили на крыльцо дома графа Бланшара. Они опаздывали, потому что Алистэр ждал таинственное послание. За минуту до их выхода оборванный паренек вручил ему мятое письмо. Алистэр прочитал его, издал нечто похожее на звук удовлетворения и, вручив шиллинг и наспех написанную записку, отправил мальчишку обратно.
Пока они ждали у дверей графского дома, Хелен нетерпеливо переминалась с ноги на ногу.
— Расслабься, — мягко сказал Алистэр за ее спиной.
— Но как? Вдруг мы не попадем на прием?
— Попадем. Эти приемы длятся не один час. — Он вздохнул и проворчал: — Ты могла бы остаться в гостинице, как я предлагал.
— Но я хочу вернуть детей, — возмутилась Хелен. Алистэр поднял глаз к небу.
— Расскажи мне о своем плане, — потребовала она.
— Мой план прост: я хочу заставить Листера отказаться от детей, — сказал он скучным голосом.
— Да, но как?
— Доверься мне.
— Но…
В этот момент запыхавшаяся служанка открыла дверь.
— Опоздали, как всегда, — ворчливым голосом сказал Алистэр. — А, моя жена порвала кружево на платье. Вы не покажете ей комнату, где она может привести себя в порядок?
Служанка отвела испуганный взгляд от лица Алистэра и отступила, впуская гостей. Они прошли в холл, отделанный розовым мрамором, потом — в элегантную гостиную.
— Отлично, — проговорил Алистэр. — Не будем отрывать вас от ваших обязанностей. Мы появимся, когда жена будет готова.
Служанка сделала книксен и поспешила прочь. Без сомнений, по случаю столь важного приема слуги разрывались на части.
— Оставайся здесь.
Алистэр поцеловал Хелен в губы и направился к двери. Но у самой двери он замер.
— Что такое?
На стене рядом с дверью висел портрет — молодой мужчина был изображен во весь рост.
— Ничего, — ответил он, не отрывая взгляда от портрета. — Побудь здесь. Я вернусь и заберу тебя, когда переговорю с Листером.
Хелен кивнула, но он уже вышел из комнаты.
Закрыв глаза, она попыталась успокоиться. Она согласилась с тем, что лучше всего, если Алистэр сам поговорит с Листером. Она не могла все изменить сейчас, и ей оставалось только ждать. Но это и было самым трудным.
Хелен открыла глаза и оглядела комнату в поисках того, что могло бы ее отвлечь. Группами стояли изящные низкие кресла с белыми подлокотниками. Вдоль стены висели в ряд большие портреты, изображающие людей, одетых по моде прошлых веков. Самым привлекательным был портрет молодого человека, на который смотрел Алистэр. Хелен подошла ближе и стала внимательно его рассматривать.
Молодой человек был изображен в обычном охотничьем костюме. Сбоку он небрежно держал треуголку, ноги в лосинах скрещены. Рукой он опирался на ствол большого дуба, а у его ног лежали две охотничьи собаки. Мужчина был очень хорош собой, почти красив. На его юном круглом лице были видны лишь первые признаки возмужания. Казалось, его темные глаза приглашали зрителя посмеяться вместе с ним отличной шутке. Вся его фигура настолько была полна жизненной силы и энергии, что казалось, он вот-вот сойдет с холста и весело заговорит.
— Поразительный портрет, правда? — раздался голос за спиной.
Хелен быстро обернулась. Она не слышала шагов. И ей казалось, она стоит у самой двери.
Но юная леди вошла в дверь сбоку, почти незаметную на фоне резных панелей. Она присела в реверансе:
— Я Беатрис Корнинг. Хелен тоже поклонилась:
— Хелен Фицуильям.
У мисс Корнинг было свежее чистое лицо с легкой россыпью веснушек. Ее серые глаза смотрели ясно и открыто, волосы цвета пшеницы были уложены тяжелой короной вокруг головы.
— Он кажется мне очаровательным, — сказала девушка, кивая на портрет. — Выглядит так, словно что-то весьма забавляет его. Так доволен собой и миром, вам не кажется?
Хелен с улыбкой оглянулась на портрет:
— Вероятно, он очаровывает всех женщин.
— Может быть, так было раньше, но не теперь. Хелен взглянула на девушку:
— Почему?
— Это Рено Сент-Обин, виконт Хоуп. Он должен был стать графом Бланшаром, но был убит индейцами в колониях, в бойне под Спиннер-Фоллз. Полагаю, я должна быть счастливой — иначе мой дядя никогда не стал бы графом Бланшаром и я никогда не жила бы в этом доме. Но я никак не могу почувствовать себя благодарной за эту смерть. Он здесь как живой, вам не кажется?
Хелен снова обернулась к портрету. Да, именно об этом она и подумала, когда увидела портрет.
— Простите, — извиняющимся тоном произнесла мисс Корнинг, — я только сейчас поняла, кто вы. Вы как-то связаны с герцогом Листером, правда?
Хелен закусила губу, но ей никогда не удавалось убедительно лгать.
— Я его бывшая любовница.
Брови мисс Корнинг выразительно приподнялись.
— Тогда не скажете ли, что вы здесь делаете?