Кэрол Мортимер - Опасный обольститель
Наверное, никогда Женевьева не сможет забыть тот страшный вечер. Она кричала и билась в истерике, а он, не подавая никаких признаков жизни, лежал на крыльце. На крики сбежались слуги, и она смогла взять себя в руки и отдавать распоряжения. Благодаря ей все было организовано быстро и четко. Бенедикта перенесли в ее спальню, послали за доктором, принесли бинты и полотенца, которые Женевьева прижимала к его ране. Иначе он истек бы кровью до прихода доктора.
Женевьеве пришлось помогать доктору извлекать пулю, а потом накладывать повязку на рану, после того как врач зашил ее. Это было невыносимо трудно с расстроенными нервами, но Женевьева радовалась, что Бенедикт без сознания, не чувствует боли и не видит, сколько потерял крови. К счастью, не задеты жизненно важные органы.
Все время, пока Женевьева помогала доктору, ей не давал покоя вопрос, кто и зачем стрелял в Бенедикта. С ужасом она думала о том, что если бы выстрел был на несколько дюймов выше, то он бы погиб.
Но может быть, стреляли не в него?
Ведь не случайно это произошло возле ее дома. И если бы Бенедикт не успел оттолкнуть ее, услышав щелчок взведенного курка, ранили бы ее. Она более вероятная цель, поскольку стреляли туда, где за секунду до выстрела стояла она.
За эти дни Женевьева окончательно пришла к выводу, что, возможно, целью был не Бенедикт.
Женевьева ни на шаг не отходила от него. Не позволяла никому дежурить возле его постели. Хотела сама ухаживать за ним и ревностно оберегала его покой. Она позволяла заходить в комнату только доктору и Дженкинсу. Бенедикт метался в бреду и что-то бессвязно бормотал, ему часто приходилось менять белье, так как оно быстро намокало от пота.
Женевьева написала лучшим друзьям Бенедикта о том, что в него стреляли, пока он без сознания и в данный момент не может принимать посетителей, но она сразу же даст знать, как только ему станет лучше. Друзья Бенедикта, в свою очередь, написали о том, что произошло, его крестному отцу. Получив это письмо, тот сразу же поспешил к Женевьеве. Он хотел немедленно видеть Бенедикта, очень обеспокоенный его состоянием. Женевьева вежливо, но твердо отказалась провести его к раненому. Она обещала, что обязательно напишет, как только Бенедикт придет в себя и будет в состоянии принимать посетителей. Граф во что бы то ни стало хотел поговорить с крестником, о том, кто, по его мнению, мог стрелять. Но разговор пришлось отложить. Женевьева считала, что только она должна быть рядом с ним в эти тяжелые для него минуты, только она может обеспечить ему правильный уход.
Вернувшись к реальности, она виновато улыбнулась Дженкинсу:
— Пожалуйста, отнесите поднос с едой на кухню и передайте повару мои извинения. — Ее просто тошнило от запаха куриного бульона. Она до такой степени устала, перенервничала и измучилась, что сама мысль о еде была для нее невыносима.
— Повар очень расстроится, когда узнает, что вы отказались поесть, — укоризненно покачав головой, сказал Дженкинс. — И вам нужно набраться сил, чтобы ухаживать за его светлостью.
— Но я…
— Съешьте поскорее этот проклятый бульон и пудинг, не доставляйте Дженкинсу проблем, Женевьева, — раздался слабый голос Бенедикта.
— Бенедикт! — вскрикнула от неожиданности Женевьева. В этом возгласе наряду с испугом послышались облегчение и радость.
Она склонилась над ним, посмотрела в лицо. Он увидел в ее глазах беспокойство и тревогу. Лицо его было бледным и изможденным, под глазами залегли темные круги. Но взгляд был совершенно осмысленным, и это очень обрадовало Женевьеву. Глаза ее наполнились слезами, она прижала его руку к груди.
— О, Бенедикт, мой дорогой, наконец-то вы очнулись!
Бенедикт был еще очень слаб, и состояние его оставалось тяжелым, но он пришел в себя. Он внимательно посмотрел на Женевьеву. Лицо ее похудело и осунулось. Под прекрасными небесно-голубыми глазами появились темные круги.
— Что со мной произошло, Женевьева? — спросил он. — Я ничего не помню.
— Вы тяжело ранены. Шесть дней назад в вас выстрелили возле моего дома, — объяснила она.
Черт побери! Вот оно что. Теперь Бенедикт все вспомнил. Он услышал характерный звук, какой издает курок, когда его спускают. А потом в опасной близости от них с Женевьевой просвистела пуля. Повинуясь инстинкту, выработанному за годы военной службы, Бенедикт оттолкнул Женевьеву в сторону и прикрыл собой от пули. А потом почувствовал резкую боль. При воспоминании об этом он почувствовал, как горит его рана.
— Вы не могли бы принести мне воды? — облизнув пересохшие губы, попросил Бенедикт.
— Конечно. Подождите минутку, я быстро.
Женевьева рада была что-нибудь сделать для него и побежала исполнять просьбу. Спустя мгновение она вернулась к постели со стаканом воды.
Только теперь Бенедикт понял, что находится в спальне Женевьевы. При мысли об этом он нахмурился. Если он все эти шесть суток провел в ее постели, где же тогда спала она? Судя по мертвенной бледности ее лица, темным кругам под глазами, растрепанным волосам и измятой одежде, Женевьева не ела, не пила, не спала и даже не переодевалась. Бенедикт вспомнил, что именно это платье было на ней в тот злополучный вечер, когда в него стреляли. Теперь он понял, почему Дженкинс с такой отеческой заботой настаивал, чтобы Женевьева поела.
— Спасибо. — Бенедикт сделал несколько глотков освежающей холодной воды. — А у повара, случайно, нет еще одной порции куриного бульона и молочного пудинга?
Он с надеждой посмотрел на Дженкинса. Дворецкий стоял за спиной Женевьевы и с беспокойством смотрел на обоих.
— Доктор сказал, что вам ни в коем случае нельзя есть, если вы очнетесь. Пока вам можно только пить воду, — наставительно сказала Женевьева.
«Если вы очнетесь». Эта фраза очень ему не понравилась. Неужели существовала вероятность, что он никогда не очнется? Его ранение столь серьезно?
— Но ведь доктор далеко и не узнает, что мы нарушили его предписания. Я очень проголодался, Женевьева, — сказал Бенедикт и замахал на нее руками, когда она попыталась прервать его. — Если я сейчас не поем, то просто умру от голода. Вы хотите, чтобы я умер прямо у вас на глазах? — попытался он пошутить, но увидев, как испугали Женевьеву его слова, замолчал и задумался.
Бенедикт чувствовал, что ужасно ослабел за эти шесть дней. Наверное, Женевьева чувствует себя так же. Ведь она тоже все эти дни ничего не ела. Господи, как запали ее щеки! Им обоим просто необходимо подкрепиться.
— У меня предложение, — сказал Бенедикт, — давайте вместе пообедаем.
— Это прекрасная идея, госпожа, — одобрительно кивнув, проговорил дворецкий. — Вы так давно не ели.
