Розалинда Лейкер - Аттракцион любви
Обхватив руками его грустное лицо, она добавила:
«А потом приеду к тебе, но знай – я не собираюсь бить баклуши и в Англии».
«Что ты имеешь в виду?»
«Я хочу работать. Например, я могу вести твою бухгалтерию или, если ты купишь мне эту новомодную пишущую машинку, которую недавно изобрели, могу печатать разные тексты, сценарии. В общем, готова делать все, что требует твоя работа».
Больше он не предлагал ей сниматься в его фильмах, зная, что она не хочет этого, по крайней мере, пока.
«Для тебя найдется достаточно дел и без этого», – пообещал он.
Он хотел только одного – чтобы Лизетт всегда была рядом.
Отойдя от окна, Лизетт сняла платье и отправилась в ванную, а потом начала упаковывать вещи. Несмотря на то, что они с Мишелем собирались уезжать из Парижа только на следующий день, Лизетт сочла, что при сложившихся обстоятельствах было бы нечестно и некрасиво задерживаться здесь еще на день.
В половине девятого за ней зашел Мишель, чтобы вместе пойти на завтрак, и был крайне удивлен, увидев ее собранный багаж.
– Что это значит? – спросил он. – Разве мы сегодня уезжаем?
– Я уезжаю, Мишель, – спокойно ответила она.
Он побледнел от бешенства.
– Догадываюсь, в чем дело. Это тот хлыщ? Да? Причина в нём?
– Да, Мишель. Должна признаться, что он всегда стоял между нами – еще до того, как я в последний раз увидела его. Через пару месяцев, когда закончу все дела, я уезжаю к нему в Англию.
– Вы не можете так поступить! Это значит, что вы отказываетесь от всего, к чему так стремились, вернувшись в Лион.
– Я знаю только одно: Даниэль – мое единственное счастье.
…Мишель возвратился в Лион вместе с Лизетт, но его отношение к ней стало заметно прохладнее. В вагоне они почти не разговаривали. Вернувшись домой, он проводил ее до мансарды и, сухо кивнув на прощанье, быстро ушел, не проронив ни слова. Лизетт понимала, что он никогда не простит ее.
В конце марта Лизетт закончила все дела, выполнив свои обязательства перед друзьями и сослуживцами. Люмьеры с их неизменной широтой и щедростью устроили в ее честь прощальную вечеринку, остальные друзья тоже отметили ее отъезд. На прощанье Лизетт получила кучу подарков. К ее удивлению, за два дня до отъезда появился Мишель с букетом цветов.
– Хочу пожелать вам удачи, Лизетт.
– Искренне тронута вашим вниманием, – радостно сказала она, принимая букет. – Это означает, что мы остаемся друзьями?
– Да. Но это означает и то, что я готов ждать, если Англия окажется неподходящим для вас местом.
Лизетт покачала головой.
– Если я и вернусь, то ненадолго.
Мишель улыбнулся.
– Посмотрим. Время покажет. Au revoir, Лизетт!
В последний день Лизетт подошла к воротам дома в Белькуре и долго смотрела через решетку.
– Я вернусь, когда ты будешь моим, – прошептала она. – Ты навсегда останешься моим единственным родным домом, где бы я ни была.
Лизетт не хотела, чтобы ее провожали, она не выносила вокзальных прощаний. Кроме того, была еще одна причина, почему ей не хотелось никого видеть. Дело в том, что она не сразу направлялась в Англию, как все думали. Вначале она взяла билет до-маленького городка близ монастыря, где у нее родилась дочь. Идею посетить женскую обитель ей подал Даниэль. Он был убежден, что они должны попытаться выяснить, где находится их ребенок. Сначала он сам хотел позвонить в монастырь, но Лизетт сочла, что будет правильнее, если она съездит туда одна.
Когда Лизетт прикоснулась к ручке монастырской двери и дважды постучала, на нее нахлынули воспоминания – радостные и печальные. Дверь открыла незнакомая монахиня.
– Что вам угодно, мадемуазель? – спросила она.
– Мне надо увидеть аббатису.
– С какой целью?
– По личному делу.
Монашка сощурила глаза.
– Она сейчас занята, и лучше ей не мешать. Я не могла бы помочь вам?
– Нет, благодарю вас. Я подожду.
Монахиня пропустила ее внутрь. Увидев проходящую по коридору сестру Дельфину, Лизетт с облегчением вздохнула и окликнула ее. Пожилая женщина, подойдя ближе, сразу же узнала Лизетт.
– А, Лизетт! Как поживаешь, дитя мое?
– Как я рада видеть вас! Я здесь проездом – по пути в Англию, но не могла не заехать сюда. Я хотела узнать, нет ли новостей о моей дочери?
Сестра Дельфина сделала знак другой монахине, давая понять, что сама займется посетительницей. Они сели на кресла в вестибюле, и сестра Дельфина взяла ее руку.
– Тебе уже говорили, что после усыновления ребенка ответственность монастыря заканчивается. Ты должна радоваться, твоя дочь попала в хорошую семью. Не мучай себя и не питай ложных надежд разыскать ее.
– А есть ли вести о Жозефине де Венсан? Кажется, она что-то знала о супружеской паре, которая удочерила моего ребенка.
– Мы не получили от нее ни одной весточки.
Сестра Дельфина похлопала Лизетт по руке, стараясь ее успокоить.
С тяжелым сердцем Лизетт покидала монастырь, с трудом, осознавая, что никогда не найдет свое дитя, которое она не забывала ни на минуту.
Глава 16
Ветреным апрельским днем Лизетт пересекла Ла-Манш. Она не стала спускаться в каюту и, стоя на палубе, любовалась белыми отвесными скалами Дувра, которые впервые видела так близко. Если раньше у нее и были сомнения, правильно ли она поступает, покидая Францию, в особенности учитывая, что в следующем январе ей исполнится двадцать один год, и она вступит в наследство домом, то сейчас от них не осталось и следа. Она хотела только одного: быть с Даниэлем, хотя чувствовала, что всегда будет тосковать по дому в Белькуре.
Она села в кресло и, укрывшись пледом, принесенным стюардом, наблюдала за другими пассажирами, которые гуляли по палубе, пошатываясь и хватаясь за поручни. Лизетт думала о Даниэле. Он писал, с каким нетерпением ожидает ее приезда. Многие весточки были написаны явно второпях, в короткие перерывы между работой. Вероятно, так оно и было. Даниэль сообщал, что организовал несколько успешных сеансов в Лондоне и других городах, где получил не менее восторженные отклики, чем Люмьеры. Конечно, он был не единственным в этой профессии. Вскоре после парижской премьеры Люмьеров многие операторы начали снимать «живые картинки» и демонстрировать их на публичных сеансах – и не только в Европе, но и в Соединенных Штатах Америки и других частях света, вплоть до Китая. Одни пользовались камерами Люмьеров, другие снимали аппаратами собственного изобретения.
Когда пароход причалил, Лизетт сразу увидела на пристани Даниэля. Она быстро прошла таможню и оказалась в его объятиях.
– Добро пожаловать, моя любовь! – воскликнул сияющий от счастья Даниэль, целуя ее. – Последние недели ожидания показались мне вечностью.
