Патриция Кэбот - Эти синие глаза
Однако как заговорить с Бренной о браке, пока что еще было неясно.
Она, судя по всему, была решительно против любого препятствия на пути ее научных изысканий, и брак входил в категорию таких досадных помех.
Ему следовало основательно напрячь мозги, чтобы придумать, как ее разубедить.
Секундой позже она вышла из комнаты, бросив ему какую-то одежду.
— Вот, — сказала Бренна.
Кстати, сама она сменила свое насквозь промокшее платье. — Это принадлежит моему отцу. Мне кажется, вы примерно одного роста и размера.
Подняв брови, Рейли разглядывал предложенную ему одежду. Не очень-то было любезно с ее стороны просто швырнуть ему узел с одеждой, и все же то, что она позаботилась о нем, было некоторым утешением. Конечно же, в первую очередь она подумала о нем. Сначала виски, теперь сухая одежда.
— Благодарю вас, — начал было он свою речь, но она уже снова скрылась.
Рейли осмотрел принесенные ею вещи. По-видимому, ее отец, будучи врачом, не пренебрегал модой. Зеленые шерстяные бриджи, льняная рубашка и жилет, сшитый на заказ у дорогого портного. Прекрасные предметы туалета для сельского доктора.
Рейли принялся стягивать свои насквозь промокшие сапоги и сочащиеся водой брюки, попутно размышляя о том, что с самого первого момента, как только он явился в это странное, таившее в себе массу неожиданностей местечко, он сразу же приобрел столь бесценный, хотя и не слишком пpоcлaвивший его опыт купания в ледяной воде, когда выудил из моря пьяного паромщика Стабсна.
Переодеваясь, он смотрел в окно. Небо, видное сквозь ромбы оконных стекол, темнело. Наступал вечер. Он должен был бы уже запереть двери своей амбулатории, если бы не поступил срочный вызов, и теперь гадал, что миссис Мерфи приготовила на ужин. Было мало надежды на то, что женщина со столь ярко выраженными научными наклонностями, как Бренна, обладает еще и кулинарными талантами.
Она появилась в наряде, которого он никогда не видел на ней прежде, — узком платье из темно-синего бархата, с пуговицами, прочно застегнутыми до самой шеи. Свои влажные волосы она собрала в тяжелый пучок и заколола на затылке чем-то переливавшимся в свете камина.
Рейли попытался представить себе, как она будет выглядеть в бриллиантах Стиллуортов. Поразмыслив, он решил, что лучше всего ей подойдет тиара из бриллиантов.
Она переоделась гораздо быстрее, чем он. Он как раз стягивал через голову свою мокрую рубашку.
— О Господи! — воскликнула Бренна. — Что с вами случилось?
Рейли отбросил мокрую рубашку и посмотрел на свою обнаженную грудь: Лукас оставил на ней следы своих когтей.
— Лукас, — ответил Рейли, пожимая плечами, — похоже, ему ужасно не хотелось, чтобы его спасали. Это его рассердило.
— Сейчас, — говорила она торопливо, прикладывая к его груди влажный кусок шерстяной ткани, — дайте-ка мне посмотреть.
— Боже мой, — совершенно смутился он, — да это пустяки.
— Я и прежде видела вас без рубашки, — успокоила она его, — поэтому перестаньте глупить. Эти раны не пустяк.
— Бренна!
— Сядьте!
Стоя прямо перед ним, она толкнула его в грудь, и он опустился на хорошо вымытый и вычищенный до белизны деревянный стол.
— Так-то лучше, — сказала она и сделала движение, чтобы протереть влажной шерстью царапины на его груди. Чтобы сделать это, она была вынуждена встать между е ногами.
Рейли мысленно произнес благодарственную молитву за то, что эта собака свалилась в воду, и пожелал, чтобы все собаки на свете, которые могли бы упасть сегодня в ручей, оказались достаточно глупыми, чтобы сопротивляться спасителю. Царапины, так ужаснувшие Бренну, были в основном поверхностными. Они кровоточили, но оказались безболезненными. И если они выглядели опаснее, чем были на самом деле, то тем лучше для него, потому что это заставило приблизиться к нему восхитительную женщину, увлеченную медициной.
— Очень больно? — спросила Бренна с беспокойством.
— Очень, — ответил Рейли, разглядывая ее угольно-черные ресницы, загибавшиеся на концах и бросавшие тени на высокие скулы. Как скверно, что на ней надето столь глухое платье, застегнутое до самой шеи, иначе из своей позиции лежа на столе он мог бы увидеть много любопытного.
Он обратил внимание на то, что у нес длинная и стройная шея с очень бледной кожей. Рыжие завитки, выбившиеся из узла, резко контрастировали с ее белизной. Должно быть, восприятие ее внешности было обострено, потому что она так волновала его. Между его ногами стояла женщина, а он был при этом полуголым, но вид этих рыжих завитков у нее на шее был каким-то особенно волнующим. Они были такими тонкими и нежными и так ярко выделялись на ослепительной коже. И что-то прямо толкало его поцеловать ее шею.
Он подался вперед и прижался губами к ее затылку, там, где волосы были присобраны в узел и подняты вверх. Ее реакция была стремительной. Она рывком подняла голову, едва не стукнувшись о его подбородок, и шлепнула себя ладонью по шее в том месте, где он только что поцеловал ее, будто прихлопнула москита.
— Не делайте этого, — сказала она дрожащим от негодования голосом. — Право же, вы не должны этого делать. Я думала, что…
Но искушению было трудно противостоять. Она оказалась так близко — такая нежная и теплая, слегка пахнущая теми самыми духами, аромат которых он уловил еще в замке лорда Гленденинга в ту ночь. А в камине так весело горел огонь, трещали поленья, и дождь барабанил по оконным стеклам. Что ему оставалось делать, как не обхватить руками ее тонкую талию и не притянуть ее к себе!
Как можно было устоять, как можно было удержаться, чтобы не стиснуть ее еще крепче, пока ее ноги не оказались прижатыми к той части его тела, в которой он ощущал приятное томление и которая медленно, но неуклонно разбухала от ее близости?
И когда он почувствовал, что ее руки разведены, вероятно, чтобы оттолкнуть его, и он ощутил ее всей обнаженной плотью груди, как ему было удержаться и не поцеловать ее в губы? И когда их языки встретились, вместо того чтобы оттолкнуть его, она притянула его ближе, будто ее руки жаждали обхватить его как можно крепче и почувствовать как можно больше его тела, как ему было не испытать что-то вроде маленького триумфа и не подумать: «Теперь она моя!»
Потому что в конце концов так ведь и было.
И она сама знала это. Она знала это с той самой минуты, когда увидела его стоящим в свете камина с обнаженной грудью, точно таким же, как в ту первую ночь, когда он прибыл на остров и грелся в таверне «Истерзанный заяц».
Никогда прежде не видела она никого, похожего на Рейли Стэнтона. Он был мускулистым, и на груди его курчавилась темная поросль, начинавшаяся откуда-то из-под пояса бриджей и поднимавшаяся к груди, к паре плоских, коричневых, как бобы какао, сосков, и это зрелище заворожил Бренну теперь, как и в первую их встречу… Хотя тогда он приложила отчаянные усилия, чтобы не показать своего восхищения.
