Николь Фосселер - Небо над Дарджилингом
Будни Хелены проходили между кухней, прачечной и кладовой. Она хотела до начала уборки урожая привести в порядок дом: пересмотреть белье, посуду, столовое серебро, выбросить все негодное, докупить недостающее, вымыть и вычистить грязное. При этом она успевала делать вылазки в сад, где вместе с главным садовником осматривала черенки и саженцы в теплицах, листала каталоги и неоднократно закатывала скандалы, когда ее желания казались ему невыполнимыми.
– Розы… – вздыхал садовник. – При всем моем уважении, мемсахиб… Рододендроны – куда ни шло, но розы…
– Да, розы, Викрам, – кивала мемсахиб. – Если уж они произрастают в Англии, то здесь тем более должны! Рододендронов у нас более чем достаточно. – Она показала на горшки возле лестницы на веранду. – А здесь мне хотелось бы видеть маки…
– Маки? – Викрам чуть не задохнулся от возмущения. – Но ведь это сорняки, мемсахиб!
– Только не для меня. Здесь должны быть маки, и точка!
Хелена решительно ступила на порог и через несколько минут исчезла в доме.
Викрам оперся о лопату и задумчиво почесал косматую бороду. Какую великолепную мемсахиб привез хузур из Англии! Она знает, чего хочет, и добивается своего без высокомерия и оскорблений! Каждый раз встречая в городе друзей или знакомых, Викрам с гордостью рассказывал им о своей новой госпоже. И те завидовали, потому что их собственные мэм давно уже стали им поперек горла. Викрам усмехнулся. Конечно, она получит и маки, и розы. Споры и скандалы – такая же часть его работы, как полив или прополка. Просто и мемсахиб не мешает порой кое-чему поучиться. Довольный собой, он воткнул лопату в бурую почву будущего цветника.
Хелена как раз перебирала стопку выглаженного белья, которую принесла ей сияющая от гордости служанка, когда услышала, как по лестнице кто-то поднимается. И это была не тяжелая поступь Яна или Мохана Тайида и не легкие шаги девочек-служанок, обычно сопровождающиеся позвякиванием украшений. Кто-то приближался, время от времени будто в нерешительности останавливаясь и тяжело дыша. Почувствовав недоброе, Хелена бросилась к двери.
– Джейсон? – Она не поверила своим глазам. – Ты вернулся?
Была середина апреля. Вот уже две недели, как Джейсон покидал дом в воскресенье вечером, чтобы вернуться в пятницу после обеда. Когда после первой учебной недели он, захлебываясь от счастья, рассказывал о своих учителях, уроках и новых товарищах, у Хелены отлегло от сердца. Как она тогда радовалась, что у брата все благополучно в школе! Но сегодня был только четверг, и то, как стоял перед ней Джейсон, пряча взгляд и испуганно оглядываясь, говорило о том, что с тех пор что-то изменилось.
– Я больше туда не поеду! – беззвучно прошептал он, прежде чем, преодолев последние ступеньки, скрыться в коридоре второго этажа и щелкнуть замком.
Как ни старался Джейсон держаться прямо, от внимания Хелены не ускользнуло, что он будто прихрамывает. Помедлив некоторое время в нерешительности, она осторожно пошла за братом.
Джейсон лежал на кровати лицом вниз, положив лоб на согнутую в локте руку. Хелена присела на край кровати и погладила его по спине.
– Что случилось?
Джйсон не двигался, однако в его теле чувствовалось напряжение, словно он из последних сил сдерживался, чтобы не разрыдаться. Хелена привлекла его к себе и чуть не закричала от ужаса: под левым глазом Джейсона зияла уже затянувшаяся рана, а на скуле красовался огромный синяк.
– Я упал, – сердито пробурчал мальчик.
Голос его дрожал. Большая слеза скатилась на подушку, и Джейсон вытер щеку пальцем.
– Я тебе не верю, – ответила Хелена, осторожно похлопывая брата по плечу. – Так что же случилось?
Джейсон попытался сбросить ее руку, но сил у него, как видно, больше не осталось, и в следующий момент слезы градом хлынули у него из глаз.
Всхлипывая и запинаясь, мальчик рассказал сестре обо всем: о пинках и насмешках во время крикета и регби и об оскорблениях в адрес Яна, которого он, несмотря ни на что, бесстрашно защищал; о бесследно пропавших книгах и так и не найденной линейке; о подзатыльниках и кличке «ботаник»; наконец, о вылитом в его постель содержимом ночного горшка, после этой особенно жестокой шутки воспитатель объявил ему выговор, а одноклассники еще два дня обзывали самыми обидными прозвищами.
Последней каплей было сегодняшнее побоище во время перерыва на обед, когда предводитель шайки хулиганов Хью Джексон и его верный прихлебатель Фрэнк Беннет повалили Джейсона и прижали лицом к земле. Не помня себя от ярости и обиды, Джейсон вскочил и, даже не собрав вещей, побежал на конюшню, где взлетел в седло первой попавшейся лошади и поскакал домой. Сейчас он стыдился своего бегства, однако был исполнен решимости никогда больше не переступать порога пансиона Святого Павла.
– Обещаю, что ты туда не вернешься, пока сам того не захочешь, – успокоила мальчика сестра.
Тот кивнул, утирая рукавом нос. Хелена провела ладонью по его торчащим в разные стороны волосам и вышла, негромко щелкнув замком. В коридоре она глубоко вздохнула, пытаясь успокоиться, а потом поспешила на кухню, чтобы послать к Джейсону служанку с ледяным компрессом и чашкой горячего шоколада. После этого Хелена ушла в сад, чтобы обдумать ситуацию в спокойной обстановке.
Был почти вечер, и солнце стояло низко, окрашивая вершины Гималаев в золотой цвет, когда она направилась к загону за конюшней. Все в Хелене клокотало от ярости на жестоких мальчишек, равнодушных наставников, на судьбу, которая даже здесь, на чужбине, уготовила Джейсону участь всеми гонимого отщепенца.
И сейчас, когда у нее голова пухла от счетов и списков покупок, когда за бесконечными хозяйственными делами присесть было некогда, она пришла сюда. Лошади то мирно щипали траву, то вдруг, тряхнув гривами, срывались с места и галопировали вдоль ограды в необъяснимом радостном порыве, то гоняли друг друга, а потом снова останавливались и терлись шеями. Опершись на изгородь, Хелена мрачно наблюдала за их игрой, а в голове продолжали крутиться трвожные мысли. Она и сама не заметила, как начала успокаиваться.
Сарасвати, со сверкающей, как уголь, шкурой, уже оправилась после тяжелых родов. Лакшми, ее уменьшенная копия, гордо перебирала длинными ножками, с любопытством нюхала налетавший со стороны гор ветер и тыкалась мордой в других лошадей, ища мать. Кони Шикхары были уникальны, Хелене никогда еще не приходилось видеть таких животных. В них хорошо чувствовалась арабская кровь, тем не менее они казались себе на уме и будто не были так привязаны к человеку, как их сородичи. Спокойствие сочеталось в них с огненным темпераментом, при этом они часто смотрели на горы, словно какая-то неведомая сила влекла их в ту сторону. И шкуры их блестели по-особенному, как зелень на полях Дарджилинга, овеянных снежными горными ветрами и согретых жарким солнцем.
