Донна Валентино - Похититель моего сердца
Джиллиан увидела, как одна рука Камерона сжалась в кулак, а другая потянулась к висящему на поясе ножу, и поняла, что он все-таки решил убить солдата.
– Постойте… – Она сама не знала, почему вдруг ощутила уверенность: хладнокровное убийство тяжелым грузом ляжет на его будущее. Джиллиан чувствовала своим женским сердцем, что оно может изменить всю его сущность. – Ушибы головы часто стирают из памяти человека события, которые произошли непосредственно перед ударом. Есть вероятность, правда, небольшая, что, очнувшись, солдат не вспомнит, из-за кого он оказался в таком плачевном положении.
На этот раз Камерон ей поверил: она видела это по тому, как чуть менее напряженной стала его поза и рука перестала сжимать нож. Он настолько доверял ей, что положился на ее слова, рискуя всем, ради чего работал. От осознания этого словно негасимое пламя зажглось в душе Джиллиан.
– Он теперь долго не придет в сознание. Еще больше времени пройдет, пока этот человек сможет развязать веревку, которой я его спутал. Мы можем не беспокоиться – он освободится не раньше чем на рассвете.
– Рассвет наступит только через несколько часов! – Почему-то Джиллиан взволновало подтверждение того, что солдат надежно связан и они здесь действительно одни.
Камерон согнул руку и поморщился от боли.
– Я опять разбил кулаки.
– Дайте я посмотрю! – Она взяла его руку и укоризненно покачала головой: – И укус, и старые ушибы растревожены…
Он придвинулся к ней поближе. Джиллиан хотела, чтобы Камерон опять сжал ее в объятиях, как сделал это, когда она только приехала, но он просто протянул ей руку ладонью вверх. Джиллиан дотронулась до нее, ощущая величину и тяжесть его руки, и была потрясена проснувшимся неодолимым желанием ощутить, как эта рука гладит ее кожу, прижимается к изгибам тела, вызывая трепет в самых чувствительных местах.
– У тебя такое легкое прикосновение, Джиллиан, – прошептал Камерон.
Она вздрогнула и обхватила его пальцы своими, подушечкой большого пальца касаясь его мозолей. Камерон задрожал от этой легкой ласки. Его крупное тело показалось сразу менее угрожающим, но более сильным, и Джиллиан знала: он может настолько потрясти ее, что она уже никогда не будет прежней; в то же время и сама она, как женщина, обладает удивительной силой, способной поставить его на колени.
– Ты всегда избегала прикасаться ко мне, – сказал Камерон угрюмо, и она поняла, как его ранило ее недоверие.
– Ты тоже старался не дотрагиваться до меня, – прошептала она. Дрожь в голосе выдавала с трудом сдерживаемое желание, которое она так старательно скрывала, но теперь это было не важно. Сжимая его побитые, пораненные руки, Джиллиан вдруг поняла, что драка с солдатом могла закончиться совсем по-другому. Она могла вернуться на это место и обнаружить, что неподвижно лежащее за валуном тело принадлежит Камерону. Он мог погибнуть, и она бы его никогда больше не увидела, даже не узнала бы, кем он был, не изведала бы восторга ощутить на своих губах его ищущие губы.
– Джиллиан, – хрипло позвал он и притянул ее к себе, обнял так крепко, что казалось, она уже никогда не сможет дышать. Тем не менее, Джиллиан прекрасно впитывала с каждым вдохом запах Камерона и холод ясной ночи.
Камерон прижал к груди голову Джиллиан, и она слушала биение его сердца, в то время как его рука, легко касаясь ее волос, распускала их, и ветер смешивал развевающиеся пряди. Он хотел убедить Джиллиан, что с ним все в порядке. Его тело было упругим, сильным и крепким, как валун, около которого они стояли. Однако Джиллиан жаждала большего.
Она, должно быть, издала какой-то звук, выдавший ее желание, потому что Камерон тихо застонал. Джиллиан каким-то образом оказалась еще ближе к нему; шея ее выгнулась. Если бы он попытался сделать что-либо подобное в первый день, она стала бы царапаться и драться, высвобождаясь; но сейчас она прижималась к нему все теснее, дрожа в восторженном порыве, ощущая на своей щеке прикосновение его щетины и невероятную, невозможную мягкость его губ у себя на шее. Эти губы одновременно наслаждались ею и воспламеняли ее.
Теперь Джиллиан полностью принадлежала ему. Точнее, она всегда принадлежала ему, с самого первого мгновения.
Непонятным образом, несмотря на ужасное появление Камерона, своим женским чутьем Джиллиан распознала в нем единственного мужчину, предназначенного ей судьбой. Несмотря на его очевидную враждебность, она была убеждена, что преднамеренно Камерон не причинит вреда ни ей, ни ее отцу. Теперь же все тело Джиллиан трепетало от радости, потому что ее затаенная в глубине души вера оказалась не напрасной. Джиллиан чувствовала, что остатки сомнений тают, как иней под лучами утреннего солнца.
Его руки скользнули вниз, обводя выпуклости ее бедер. Не раздумывая, Джиллиан протянула к нему руки и расстегнула пуговицы рубашки, чтобы дотронуться до его широкой груди. Прижавшись к его груди лбом, она вдыхала его запах, наслаждалась прикосновением тонких завитков волос к ее векам и губам.
Камерон поднял ее в фургон одним непринужденным движением, как будто Джиллиан была легкой пушинкой. Она обхватила его за шею и замерла, пока он нащупывал под сиденьем одеяло, которое она всегда там хранила. Вскоре он опустил ее на эту тонкую шерстяную подстилку. Джиллиан была ему открыта, беззащитна, и Камерон воспользовался своим преимуществом: он расстегивал пуговицы и стягивал с нее платье, развязывал бантики на нижнем белье, раздевал ее, пока она не оказалась совеем обнаженной, не защищенной от холода осенней ночи.
Джиллиан вздрогнула от нового ощущения – она никогда не раздевалась на ветру. Камерон подумал, что она замерзла, и тут же, быстро раздевшись, прижался к ней своим разгоряченным телом.
Он целовал ее губы, его руки ласкали ее грудь, а ниже, на уровне бедер, она ощущала его настойчивость в стремлении ворваться в ее самое сокровенное место и сделать ее навеки своей. Она снова вздрогнула, взволнованная сознанием того, что он обладает ею полностью, одновременно изнутри и снаружи, а затем изогнулась ему навстречу в молчаливом требовании и, отвечая на его поцелуи, стада ласкать его. Его губы приникли к ее груди, и Джиллиан вскрикнула от пронзившего ее ощущения невыразимого счастья.
Этот звук еще больше разгорячил Камерона, и вскоре он побывал везде: его язык скользил между грудями, губы прижимались к животу. Он шептал ее имя, и вибрация, проникая сквозь кожу, доходила до самого ее сердца, и оно сжималось, а потом рассыпалось на сверкающие блестки восторга.
Когда он поднялся, Джиллиан вскрикнула протестующе, дрожа от ощущения пустоты и желания. Камерон пристально смотрел на нее: глаза его горели страстью, а волосы серебрились в свете луны. Джиллиан знала, что он предлагает ей выбор: последовать за ним в его желаниях или оттолкнуть.
