Кэтлин Гаррингтон - Навеки твоя
— Scozzese barbaro! — шипела она. Ее черные глаза пылали, как адские костры.
Лахлан понимал каждое ее слово. Выражение «шотландский варвар» было самым распространенным ругательством. Как он и предполагал, Франсин не стала заступаться за графа, но это его совершенно не расстроило.
Анжелика, которая вприпрыжку носилась по комнате, с радостью перевела их шотландским гостям ту брань, которую извергала няня. История о том, как спасали ее маму, которая свалилась в реку Трент, привела девочку в полный восторг. Сначала она засыпала Лахлана вопросами, а потом звонко рассмеялась, выводя своим детским голоском пронзительные трели.
— Мне бы очень, очень-преочень хотелось быть там вместе с вами, — пропела она, пританцовывая в такт своей песне.
После того как Франсин уложила Анжелику в кровать (Лахлан видел, с какой нежностью и любовью она поцеловала девочку), они спустились в тронный зал, чтобы посмотреть спектакль. Ему когда-то очень хотелось иметь семью, но он уже почти забыл об этом. Однако трогательная сцена, когда мать целовала перед сном свою дочь, вновь возродила давнишнюю мечту. Тупая боль пустоты внутри вернулась, и вместе с ней вернулись досада и неудовлетворенность.
И вот теперь в огромном зале ньюаркского замка леди Диана Пемброк стояла на палубе «Корабля Счастья». Она изображала прекрасную и строптивую Леду, а Колин, на голове которого красовалась маска лебедя, а все шесть с половиной футов его тела были покрыты перьями, играл роль пылкого Зевса.
Вдоль верхней палубы корабля стояли юные девицы — дочери самых знатных фамилий Англии. Их головы были украшены венками из желтых маргариток, а длинные распущенные волосы развевались на ветру. Они были в костюмах русалок и исполняли кантату, которая была написана специально для этого спектакля. Под аккомпанемент десяти скрипок девушки выводили хвалебные рулады в честь принцессы Маргарет Тюдор. Кроме скрипок, звучавших радостно, светло и величественно, заунывное пение шотландской волынки, на которой играл Нед Фрейзер, укрепляло тему ее статуса будущей королевы Шотландии.
Лахлан был уверен, что именно Франсин сочинила эту музыку, хотя та упорно настаивала на том, что хвалить за это нужно Берби и его помощников. Кто бы ни был автором музыки и слов, было ясно, что этот человек — талантливый композитор.
Огромное мифическое морское чудовище, которое извлекли из недр городского склада Ньюарка, слегка подмокшее после того, как поплавало в реке, но по-прежнему величественное, придворные дамы и кавалеры встретили громкими аплодисментами. Услышав такую искреннюю реакцию, графиня Уолсингхем засияла от радости, словно молодая мамаша, которая смотрит, как священник крестит ее первенца.
За «Счастьем», размахивая трезубцем, Посейдон в своей колеснице рассекал струящиеся голубые атласные волны, за ним плыли, прыгая в волнах, дельфины и поющие русалки.
Когда спектакль закончился, Лахлан повернулся, чтобы поздравить леди Франсин с несомненным успехом.
Однако ее рядом не оказалось.
Черт! Она весь вечер стояла рядом с ним.
И вот теперь куда-то исчезла.
Кинрат быстро оглядел переполненный людьми тронный зал, не мелькнут ли где-нибудь ее золотистые волосы, скрепленные гребнями со сверкающими бриллиантами. Черт побери! Она не могла далеко уйти. Он категорически запретил ей отходить от него этим вечером. Уолтер и Касберт остались наверху охранять Анжелику и няню, которая так любит браниться.
Лахлан подал знак Колину. Тот по-прежнему был одет в костюм лебедя, а белую маску, которая во время спектакля была у него на голове, держал под мышкой, точнее, под покрытым перьями крылом. Его кузен тотчас подошел к нему.
— Ты случайно не видел леди Уолсингхем?
Колин утвердительно кивнул.
— Ага, видел. Несколько минут назад графиня пошла к Диане, чтобы поздравить ее. Они обе о чем-то шептались. Я потерял их из виду, когда другие люди набежали, чтобы поздравить женщин с успехом сегодняшнего спектакля.
Лахлан снова осмотрел зал, с тревогой вглядываясь в лица людей.
— Я же, черт возьми, сказал ей, чтобы она не отходила от меня, — прорычал он, обращаясь, скорее, к себе самому. — Ладно, давай посмотрим в коридоре.
С трудом протискиваясь сквозь плотную толпу, они вышли в коридор. Там тоже было многолюдно. Перед закрытой дверью, которая вела в соседнюю комнату, стоял один из слуг Франсин — крепкий, широкоплечий парень, охраняя вход от любопытных и назойливых незваных гостей.
— Сукин сын, — едва слышно пробормотал Лахлан. — Кажется, мы нашли ее.
Не сказав ни слова, он отпихнул слугу в сторону и вошел в комнату. Колин последовал за ним.
В маленькой комнатке он увидел леди Франсин Уолсингхем, которую восторженно обнимал Эдмон де ля Поль — юный граф Саффолк, впившись губами в ее губы. Не заметив, что в комнате появились два шотландца, она отошла от своего кавалера и покачала головой, выражая тем самым недовольство, и подошла к следующему джентльмену, сгорающему от нетерпения.
Леди Диана, не в меру активная легкомысленная подруга графини, радостно представила следующего счастливчика.
— Теперь очередь Чарльза Сомерсета, — сказала она, заливисто смеясь. — Мне кажется, он тебе понравится. Лорд-камергер замечательно целуется. — Женщина слегка подтолкнула к нему Франсин. — Ну же, дай Чарльзу шанс поразить тебя.
Леди Франсин робко улыбнулась, когда граф Ворчестер, протянув к ней крепкие, мускулистые руки, заключил ее в свои объятия. Они поцеловались. Графу, судя по всему, хотелось, чтобы поцелуй длился дольше, но графиня, похоже, решила, что можно прекратить его. Она вырвалась из объятий, состроив недовольную гримасу.
— Нет, — сказала она Диане. — Он целуется не лучше, чем двое предыдущих.
— Не надо отчаиваться! — бодро воскликнула леди Пемброк. — У меня еще семь джентльменов на очереди. Ты с ними обязательно должна поцеловаться.
Обе леди стояли спиной к двери. К этому моменту богатые титулованные мужчины, выстроившиеся возле дальней стены, уже увидели, что в комнате появились два рослых шотландца.
Сжимая эфес своего меча, Лахлан с грозным видом двинулся вперед, пристально глядя на них, потом кивком головы указал всем на дверь.
Эти идиоты, очевидно, пускали слюни от радости, что у них появилась возможность поцеловать золотоволосую графиню, однако они не были готовы расстаться с жизнью ради такого удовольствия. Каждый кавалер, по очереди встретившись с убийственным взглядом Лахлана, понял, что смотрит прямо в лицо собственной смерти. И все мужчины, как один, вплоть до самого последнего труса, выбрали жизнь. Тысяча чертей! У Лахлана просто чесались руки, так ему хотелось отделить несколько голов от их тел. Чувство чисто мужской неудовлетворенности, которое весь день усиливалось, угрожало взорваться, как перегруженная ядрами пушка, и разбросать шрапнель по всем направлениям.
