Вирджиния Хенли - Дракон и сокровище
— Уилл, не желаешь ли ты сам отправиться туда?
— Откровенно говоря, нет, ваше величество! Ведь мои воины уже отправились к себе домой — в Ирландию и Уэльс. Они были рады покинуть негостеприимную землю Франции. И я, признаться, вполне разделяю эту радость. Наместником в Гаскони, по моему мнению, должен стать человек молодой, честолюбивый и властный. Многие же из ваших приближенных, заполонившие дворец, так нерешительны и слабосильны, что навряд ли способны даже на мастурбацию!
— Симон де Монтфорт! Вот кто поедет в Гасконь!
— Великолепный выбор, ваше величество! Но в таком случае вам придется увеличить его жалование! Ведь под началом Симона состоят сто воинов и рыцарей, он обязан содержать их всех. Кстати, считаю уместным нынче же поведать вам о моих переговорах с Маго Булонской. Графиня с радостью отдала бы свою руку Симону, но, к сожалению, ее связывают весьма тесные дружеские узы с матерью короля Франции, Бланкой Кастильской. И королевская семья строжайше запретила ей отдавать свои владения подданному Англии.
— Черт бы их всех побрал! Де Монтфорт день ото дня становится все мрачнее! Он так рассчитывал на этот союз, ведь бедняга по уши в долгах!
— Я взял на себя смелость переговорить с Джоан, графиней Фландрийской. Покойный муж оставил ей великолепные угодья и замки. В лесах, принадлежащих графине, в изобилии водятся олени и пернатая дичь, на пастбищах утучняются кровы и овцы.бищах утучняются крровы лепные угодья и замки. В лесах, принадлежащих графине, в изобилии водятся олени и пернатая дичь, н К тому же невеста моложе Маго Булонской, хотя и старше Симона де Монтфорта.
Отлично, Уильям! Я назначу его сенешалем Гаскони, и пусть он сам улаживает свои брачные дела. — Моментально забыв о Симоне, Генрих обратился к вопросу, который занимал его более других: — Итак, дорогой Уильям, через неделю мы снова будем праздновать королевскую свадьбу. Давайте-ка вернемся к нашим супругам. Бедняжки, похоже, уже заждались евс. Вместе с ними мы обсудим план предстоящего торжества. Гостям будет предложено десять тысяч разнообразнейших блюд!
Уильям внутренне содрогнулся при мысли о том, на чьи плечи ляжет тяжесть предстоящих расходов. Разумеется, Генрих не собирался оплачивать их. Он при всем желании не мог бы позволить себе этого.
Вскоре Уильям и Элинор уже приближались на своей барке к причалу Дарем-хаус. Обняв жену за талию, Уильям проговорил:
—За время нашей разлуки ты стала еще красивее, дорогая!
— Я так скучала по тебе, Уильям! Порой мне казалось, что ты никогда не вернешься из Франции . Если одиночество становилось для меня непереносимым, я вспоминала счастливые дни, проведенные нами в горах Уэльса, и душа моя вновь исполнялась надежды на скорую встречу с тобой.
Уильям поцеловал ее в лоб:
— Мы снова поедем туда, как только ты этого пожелаешь.
Элинор с неохотой покинула палубу барки. Опираясь на руку Уильяма, она приблизилась ко входу в дом. Недолгие минуты их уединения миновали. Изабелла, дожидавшаяся их возвращения в большом зале, пожелала брату и невестке спокойной ночи и поднялась в спальню.
— Зачем ты пригласила ее к нам? — нахмурился Уильям. — Я так мечтал остаться наедине с тобой на долгие, долгие дни и месяцы!
Элинор взяла его за руку и провела в небольшую уютную гостиную, где в каменном очаге горел огонь, бросая на стены причудливые тени.
— Уже поздно, дорогая, — напомнил ей Уильям, придвигая к очагу кресло с высокой спинкой.
— И ты собираешься отослать меня в постель, как маленькую девочку? — спросила Элинор, устраиваясь у него на коленях. — Или теперь наконец ты видишь во мне взрослую женщину? — И она пытливо заглянула ему в глаза.
— Я желал бы остаться с тобой до самого рассвета!
— И я хочу того же! — радостно отозвалась Элинор. — Расскажи мне о Франции, о сражениях, в которых ты участвовал. Надеюсь, у Генриха надолго пропадет желание ввязываться в войны! Французская кампания наверняка послужит ему хорошим уроком.
— Ты жестоко ошибаешься, если полагаешь, что я стану тратить наше бесценное время на разговоры о войне. А что касается уроков, то я желал бы обучить тебя искусству самых нежных поцелуев!
Элинор засмеялась от счастья и прильнула к его груди:
— Я жажду этого всей душой!
Уильям осторожно прикоснулся губами к ее сомкнутым векам, к кончику носа и подбородку, затем запечатлел поцелуи в уголках ее розовых губ. Элинор улыбнулась, и из груди ее вырвался вздох счастья. Он охватил ее лицо ладонями и склонился над ним так, словно принимал святое причастие. Дыхание их смешалось. Уильям с трудом подавлял вожделение, охватившее все его могучее тело, и продолжал целовать Элинор. Он переходил от нежных, едва ощутимых поцелуев к торопливым и неистовым, но ни разу не попытался раздвинуть ее мягкие, податливые губы.
Подставляя свое лицо нежным губам Уильяма, Элинор думала о том, сколь многого в жизни ей еще не довелось изведать. Чувство, охватившее ее, было столь упоительно! Ей определенно нравились поцелуи мужа! Близость его крепкого, мужественного тела будоражила ее кровь. Она расстегнула крючки его камзола и стала гладить ладонями его широкую грудь, заросшую курчавыми волосами. Уильям замер от наслаждения, когда она прижалась щекой к его обнаженному телу. Член его восстал и, казалось, готов был прорвать плотную ткань рейтуз, но Уильям знал, что пока еще не должен делать попыток овладеть своей прелестной женой. Для того чтобы пробудить страсть, дремавшую в девственном теле Элинор, необходимы были еще несколько дней сдержанно-целомудренных любовных игр.
Уильям стал неторопливо расстегивать маленькие пуговки у ворота ее платья. Вот ладонь его нежно охватила одну из ее полных грудей. Щеки Элинор зарделись. Она протяжно вздохнула от наслаждения и еще теснее прижалась к мужу.
— Хотя супружескими узами сочетаются Ричард с Изабеллой, я не могу не чувствовать себя новобрачной, — прошептала она.
— Дорогая моя, ведь так оно и есть! — отозвался Уильям. — И когда архиепископ произнесет слова обета, мы с тобой тоже повторим их — так, словно мы с тобой обвенчаемся заново!
— Как это будет прекрасно! — проговорила Элинор, склоняя голову на плечо Уильяма. — Ведь я не помню ни слова из произнесенной мною супружеской клятвы! В памяти моей остался лишь наш с тобой разговор в моей спальне, то, как ты, обнажив свою грудь, показывал мне воинские приемы.
Уильям дотронулся подушечкой большого пальца до ее соска, и Элинор вздрогнула. Зрачки ее глаз расширились, дыхание участилось.
— О, прошу тебя, не надо! — взмолилась она.
Уильям снова охватил ладонью всю ее грудь. Тело Элинор расслабилось, она зевнула и сонно проговорила:
