Анастасия Дробина - Король-одиночка
«Ты?.. Ты чего пришел?»
Король подошел к ней. Нинка выпрямилась. Он до сих пор помнил враждебный взгляд ее черных, чуть раскосых глаз. Она посмотрела сквозь него.
«Я уйти хочу».
Сказала – и снова склонилась над ящиком. Ему сперва показалось – ослышался.
«Что ты сказала?»
«Сказала – ухожу. Совсем».
Король вдруг догадался: она специально приехала ночью, когда он ее не ждал. Она знала, что он не приходит ночевать. Она хотела просто исчезнуть. Скорее всего и в Парубанки она бы не вернулась, зная, что он приедет туда за ней. Просто подошла бы на вокзале к первым встречным цыганам и села бы с ними в поезд. Ей больше незачем было оставаться здесь. Ведь теперь она была такой же, как все цыганки.
«Ах ты, сука!» – едва смог выговорить он.
«Дурак», – спокойно сказала она, выходя из комнаты.
Хмель давно вылетел из головы. И все же он выдернул из кармана нож-выкидушку с круглой кнопкой. И очнулся, лишь увидев у своих ног бледное лицо Нинки. Она даже не успела ничего понять.
До рассвета Король просидел на полу рядом с ней. Голова Нинки была запрокинута, губы – плотно сомкнуты. Несколько раз Король ловил себя на том, что хочет протянуть руку и разбудить ее. Вытащить нож он так и не смог. А под утро вздрогнул от жалобного писка за стеной. На спине выступил холодный пот: Король не сразу сообразил, что это плачет ребенок. Шатаясь, он поднялся, сделал несколько шагов. Маленькая Лялька лежала в кухне на столе: он даже не знал, что она здесь. Руки дрожали: взять девчонку было невозможно. А она пищала все сильней и требовательней, разевая крохотный рот. Король взял с плиты чайник, отпил из носика и полез на полку искать молоко. Все это было ему не впервой: давно ли так же вопила по ночам Белка… Вскоре и руки перестали дрожать, и он уже спокойно смог взять ребенка. Девчонка зачмокала, ища грудь. Король подсунул ей бутылочку.
«Ешь что дают… Гоп со смыком – это буду я. Граждане, глядите на меня. Ремеслом я выбрал кражу, из тюряги не вылажу…»
Чмоканье сменилось ровным сопением. Король стоял, прислонившись к стене, прижимал к себе ребенка. Не мигая, смотрел на запрокинутое лицо Нинки на полу.
Через несколько минут он спустился во двор с женой на руках. Стоял серый предрассветный час, на улице не было ни души. Король осторожно положил Нинку на заднее сиденье машины, прикрыл старым одеялом и сел за руль. Он знал, как нужно делать такие вещи. Ее не на-шли.
Он все-таки сумел съездить в Москву и сдать ребенка Белке. И в тот же день улетел в Бадахшан. Когда спустя месяц вернулся в Одессу, по городу уже вовсю ходили слухи о том, что от Короля сбежала-таки его черноокая цыганка. Он не стал опровергать этого. Жизнь пошла дальше.
…Король умолк, и в темной комнате наступила тишина. На полу, в пятне света замерли две тени. Не глядя на Марго, он протянул руку, нащупал ее холодные пальцы. Она отпрянула со сдавленным вскриком. Король резко поднялся и вышел из комнаты.
Во дворе было темно – глаз выколи. Ветер свистел в ящиках помойки и хлопал скрипучей дверью подъезда. Выходя, Король машинально прикрыл ее покрепче. У подъезда крутились Зямкины «быки». Двое из них нерешительно тронулись было за Королем, но он жестом приказал им оставаться на месте. Шагнул в подворотню и пошел прочь.
* * *На родственника Король особенно не рассчитывал, но Рогожин, к его удивлению, явился в одиннадцатом часу. Он был трезвый, злой, на короткое приветствие Короля не ответил, а Лягушонка не удостоил даже взглядом, чего тот, разумеется, не стерпел:
– Где-то я этот рубероид уже наблюдал… Король, мы что, заложника взяли?
– Ты третьим цыгана просил? Получай. И лезь назад, я поведу.
Свет от витрины упал на лицо Короля с темными кругами у глаз, и Лягушонок не решился спорить. Через минуту «девятка» вырулила из Столешникова переулка и через центр понеслась к Окружной.
Король сел за руль лишь для того, чтобы не заснуть. Прошлую ночь он проходил по Москве, не видя, не различая улиц, и сам не понял, как в конце концов оказался на набережной. Рассвет выпал из низких туч как раз в тот момент, когда у Владимира кончились сигареты. Пустая пачка отправилась в маслянистую от бензина воду реки. Нужно было все-таки подумать о делах. В течение дня Король успел сделать несколько звонков, зайти в банк, съездить к Монаху и выяснить в справочной аэропорта, когда отправляется ближайший рейс в Одессу. К вечеру он отправился на Киевский вокзал, оттуда – на Комсомольскую площадь, где имел несколько разговоров с цыганами. Сотовый телефон то и дело пищал в кармане куртки, но Король не включал его.
К Воробьям подъехали уже глубокой ночью. Свернув на проселочную дорогу, Король погасил фары. «Девятка», прошелестев несколько метров по черному асфальту, остановилась. Сидевший рядом Рогожин, который не пошевелился и не открыл рта за все четыре часа пути, упорно смотрел прямо перед собой.
С заднего сиденья раздался затяжной зевок:
– Что, приехали уже? Ик!..
Король недоверчиво обернулся. Взъерошенный Лягушонок тер кулаком глаза и имел крайне недовольный вид.
– Приехали. Чем ты ночью занимался?
– Благородной мужской ф-фы-ы… функцией, – потянулся Зямка. – Продолжением своего рода, между прочим. Имею я право потомство оставить, имею или нет?!
– От твоего потомства в Одессе тесно, – буркнул Король. – Каждый второй по Маразлиевке…
– А чем Москва хуже? Мне для столицы фамильной гениальности не жалко – пусть кацапы пользуются…
– Замолчи, – велел Король. И повернулся к Рогожину. – Лезь за руль. Я скажу, как ехать. Если остановят – объяснишь, что едем на свадьбу.
– Цыгане не поверят.
– Объяснишь так, чтобы поверили, – холодно сказал Король. – Я тебя не за твои очи черные взял с собой. А ты, когда на место подъедем, в тачке останешься.
Зямка, к которому относилась последняя фраза, секунду ошарашенно молчал. Затем взвился:
– Король!!! За кого держишь?! Сявка я – на стреме висеть?! Да сукой буду…
– Глохни. Ты мне нужен живой. Если меня шлепнут – поедешь к Марго. Растолкуешь ей как-нибудь… это все. Когда отойдет немного – сгоняешь с ней к Монаху. У него завещание и все остальное, ей только расписаться надо будет. В Одессе в банке получит. Потом пусть едет куда хочет. Понял?
– Не пальцем деланый, – серьезно сказал Лягушонок. – Король, если вдруг наоборот получится… Мало ли что… Так у меня на Маразлиевке бабка, Софья Ароновна, знаешь ее. Чтоб ей престарелый дом не светил.
– Ладно. Меняемся. Славка – за руль.
Через минуту Рогожин без единого слова тронул «девятку» с места.
Их остановили сразу же у въезда в поселок: на обочине дороги стояли четверо цыган. Король знал, что так будет, и все же почувствовал холод на спине, услышав негромкое:
