Анна Рейн - Холодная
— Ты передал мне все обратно, разве не так?
— Нет.
— Что?! — она аж привстала на подушках.
— Не было такого.
— Но я видела документы.
— Где они? Если ты мне их покажешь, я отказываюсь от своих претензий.
Теодор точно знал, что никаких документов она не сможет ему показать, потому что всю ночь и все утро занимался как раз тем, чтобы они исчезли. Свидетелями того, что Теодор вернул жене ее собственность, были, кроме поверенного, два человека: герцог Клермонт и лорд Понсонби. Клермонт с трудом, но согласился забыть о том, что видел эти документы, потому что считал, что Эмме не повредит урок, а Понсонби в Лондоне не было. Впрочем, Теодор не сомневался, что ради дружбы тот тоже «забудет» об этом. Оставался поверенный. Подкупать Теодор не умел. Он просто взял у него документы якобы для дела и подменил их на дарственную Эммы. Тогда остается только слово поверенного и Эммы против слова Клермонта, Понсонби и самого Эшли. Ни один суд, если Эмме придет в голову подать иск, не решит дело в ее пользу.
Эмма обыскала весь кабинет, но нашла только документ, подтверждавший, что она действительно оформила все на мужа.
— Полагаю, у поверенного тоже нет этих бумаг? — с ненавистью спросила она.
— У него есть эти бумаги.
— Ненавижу тебя, — сказала она.
— Ничего не изменилось, — прокомментировал с холодной улыбкой Теодор. — Значит, сегодня вечером идем в оперу?
— Идем, — процедила Эмма сквозь зубы, ибо что еще она могла сказать?
Образцовая жена — только так можно было назвать Эмму следующие семь дней. Как ни странно, ей даже не пришло в голову воспротивиться тому, что Теодор незаконно отобрал ее деньги.
Она не флиртовала ни с кем — просто потому, что не хотелось. Какой флирт, когда в душе не осталось никаких чувств? Даже ненависти к Теодору там не было. Только пустота.
Кроме давления с помощью денег, Теодор в качестве наказания прибегал и к другим мерам воздействия. Если Эмма давала хотя бы малейший повод сомневаться в ее верности, Теодор немедленно уединялся с леди Минтон. Та была рада позлить другую женщину. Эмме очень не нравились одинокие прогулки мужа с соперницей. Мстить за это она ему не собиралась — просто не могла. Если Эмма начинала проявлять непослушание, то Теодор тут же отвечал ей пренебрежением. Например, мог оставить посреди танца и подойти к другой женщине.
Теперь он очень напоминал ее первого мужа, и отличался только в одном: не приходил к ней в постель. И это тоже было обидно. Она хотела, чтобы он требовал от нее послушания и в постели. Но увы…
Однажды виконт Дервуд умудрился рассмешить ее во время танца своей болтовней. Эмма сдержанно рассмеялась и тут же встретилась глазами с Теодором. Смех ее тут же оборвался. Наказание последовало незамедлительно: вскоре Теодор удалялся под руку с леди Минтон на террасу. Эмма даже не заметила, кому передал ее Дервуд после танца.
— Леди Эшли, принести вам что-нибудь выпить? — услышала он голос Клермонта. Он с сочувствием смотрел на нее. Ей вдруг стало больно в груди — так больно, что она не смогла дышать.
— Проводи меня, — еле выговорила она. Заметив, что Эмме плохо, герцог проводил ее в ближайшую гостиную. Она оказалась пустой. Колени Эммы подгибались, и Клермонт с трудом подвел ее к кушетке. Эмма тяжело дышала. Герцог, нахмурившись, принялся расшнуровывать тугие шнурки на платье. Это помогло. Он обхватил Эмму за плечи и легонько потряс:
— Эмма… Как ты?
Ей не следовало бы так туго шнуроваться, подумал герцог, ведь она беременна.
— Хорошо… Хорошо…
— Очень хорошо, — раздался из дверей холодный голос барона Эшли.
— О, Господи… — прошептала Эмма, понимая, в какой двусмысленной ситуации оказалась.
— Эшли, — надменно начал герцог, желая объяснить происшедшее.
— Мне все равно, что здесь произошло, — перебил Теодор. — Насколько я помню, вы предпочитаете пистолеты, милорд? Как насчет послезавтрашнего утра?
— Не глупите, Эшли, — холодно сказал герцог. — Ничего не было и быть не могло.
— Я сказал, мне все равно, — отрезал барон. — Эмма.
— Д-да… — как она пойдет, когда у нее платье расшнуровано?
— Повернись, — ледяным голосом произнес герцог и быстрыми движениями под пристальным взглядом Теодора зашнуровал платье.
Теодор подал руку Эмме и обратился к сопернику:
— Пришлите завтра своих секундантов к Джонасу Хоупли.
Герцог молча ругался последними словами.
В карете Эмма долгое время молчала, собираясь с силами. Потом заговорила:
— Теодор, пожалуйста, откажись от дуэли.
Он холодно взглянул на нее и ничего не сказал.
— Пожалуйста, отмени дуэль. Между мной и Клермонтом никогда ничего не было и не могло быть, поверь.
Он молчал.
Эмма сдалась и тоже замолчала. Она не хотела, чтобы Теодор из-за нее был убит, потому что герцог неоднократно участвовал в дуэлях и стрелял метко. О Теодоре она этого не могла сказать. Ей казалось, что он не из тех, кто стреляет метко и хладнокровно. Он производил впечатление мирного человека, которому чуждо насилие. Конечно, он отшлепал ее, но она довела его. Сердит ли он и на герцога также, как и на нее?
— Теодор, пожалуйста, прими извинения герцога. Ты же не хочешь в самом деле убить его, ведь не за что, — возобновила она свои просьбы.
Он злобно прищурился. Тем временем карета подъехала к дому. Муж подал Эмме руку и буквально втащил в дом, потом — вверх по лестнице. Эмма немного испугалась, потом подумала, что так будет лучше — он отыграется на ней, остынет и отменит дуэль. Хотя в этот раз она, в общем-то, не виновата.
Теодор привел ее в спальню, одним взглядом выпроводил Кэтрин, дожидавшуюся хозяйку, и захлопнул дверь.
— Раздевайся, — приказал он. Вот теперь Эмма по-настоящему испугалась. Медленно она начала снимать платье. Теодор наблюдал, сдергивая с себя одежду.
— Я не могу развязать… — пролепетала она, поворачиваясь к нему спиной. Резкими движениями он расшнуровал лиф до половины, потом терпение его кончилось и он дернул. Ткань треснула и порвалась. Эмма вздрогнула. Теодор схватил ее за локоть, развернул к себе и впился в ее губы, — Эмма даже вздохнуть не успела. Инстинктивно она попыталась вырваться, но он был сильнее. «Не смей вырываться, — сказала она себе. — Ты же давно хотела этого.» Второй голос внутри нее возразил: «Но не так…»
«Не важно, — сказал первый голос. — Не вырывайся…»
И Эмма сосредоточилась на другом: как бы не вскрикнуть, не спугнуть Теодора.
Он повалил ее на кровать, продолжая целовать. Одной рукой он забрался ей под юбки. Эмма старалась ровно дышать и не дергаться от страха. Она вдруг поняла, что Теодор пьян. Видимо, она дождалась того самого момента, когда он потерял контроль над собой.
