Анита Миллз - Опасная игра

— Видно, вы и сами были слишком пьяны, чтобы замечать такие подробности. — В ее голосе звучала надежда.

— Есть такие вещи, которые мужчина не может не замечать, каким бы пьяным он ни был.

— Например?

— Например, рассыпавшиеся по подушке каштановые волосы или полураскрытые губы, когка женщина как бы приглашает мужчину поцеловать себя, или ее кожа, излучающая теплое сияние в свете лампы, и то, как язычок пламени отражается в ее зеленовато-карих глазах…

Ей стало нестерпимо стыдно, и она, закрыв глаза и сглотнув, тихо проговорила:

— Не стоит продолжать, мистер Маккриди. Прошу вас.

— Я, между прочим, был Мэттом прошлой ночью, — напомнил он ей.

— Нет, сэр, вы определенно не джентльмен, — прошептала она.

— Мне казалось, Рена, мы установили это еще на Норфолкской Звезде.

— Но я считала, что мы, по крайней мере, друзья, а вы… вы…

— Обольстил вас?

— Да, именно так.

— Теперь, я полагаю, вы захотите, чтобы мы узаконили наши отношения? — сказал он, вздохнув.

— Конечно же, нет! — Голову ей пронзила острая боль, будто насмехаясь над ней. — Я бы не вышла за бесчестного человека, даже если бы он был единственным в мире мужчиной.

Нервно вертя на пальце кольцо, она с убитым видом покачала головой:

— Просто не могу поверить, чтобы я могла пойти на такое после каких-то двух кружек вина. Не могу поверить, чтобы я позволила вам целовать меня, чтобы я…

Нет, она не могла произнести это вслух.

— Суть человека, Рена, не меняется, когда он выпьет.

Справедливые слова, и сознавать это было тем более горько. Горячие слезы обожгли ей глаза, она снова сделала глотательное движение — на сей раз, чтобы проглотить комок в горле, — и в ушах у нее в который уже раз зазвучали предостерегающие слова матери:

Никогда не забывай, что, чем привлекательнее мужчина, тем он опаснее: он мгновенно обретает власть над женщиной, и поверь мне, уж он знает, как этой властью воспользоваться. Он привык завоевывать женское сердце легко, ничего или почти ничего не предлагая взамен. Остерегайся красивых мужчин!

У нее даже нет того оправдания, что она уступила, не устояв перед его мольбами или лживыми обещаниями. Нет, ей достаточно было выпить две кружки бузинового вина, чтобы броситься ему в объятия без всяких уговоров с его стороны. И она даже не помнит об этом!

— Представляю, что вы обо мне сейчас думаете, — сдавленно пробормотала она.

Одного взгляда на ее убитое горем лицо было достаточно, чтобы опомниться — шутка зашла слишком далеко.

— Если хотите знать, я думаю, что вы — настоящая леди.

— Мне кажется, нам лучше будет расстаться в Колумбусе — я не уверена, что мне хотелось бы общаться с вами хоть на минуту больше, чем меня к этому вынуждают обстоятельства.

— Вы, должно быть, не расслышали. Я сказал, что, на мой взгляд, вы — настоящая леди, Верена Мэри Хауард. И я, можно сказать, — мягко добавил он, — остался жив только благодаря вашей сообразительности и находчивости, спасшей мне жизнь, когда мы подъезжали к Орлиному Озеру.

— Уверяю вас, теперь вам уже не обязательно мне льстить.

Необходимо было срочно спасать положение.

— Кажется, я начинаю понимать, — произнес он с таким видом, будто его только сейчас осенило. — Вы, видно, подумали, что я… что мы…

— Произносить это вслух нет никакой необходимости.

— Ну так вот, этого не было.

— Но вы ведь только что говорили…

— Знаю. — Его губы искривились в улыбке. — Скажем так — я лишь выдавал желаемое за действительное.

— Ах, вы!.. Какая наглость!..

— Но вы ведь не хотели, чтобы это оказалось правдой?

— Еще бы!

— Согласитесь, мне удалось-таки вас слегка растормошить. Вы даже забыли о своей головной боли.

Она чувствовала неизмеримое облегчение и в то же время бесконечное возмущение и, чтобы успокоиться, сделала глубокий вдох, а затем, задержав дыхание, стала считать, сколько сможет выдержать не дыша. Полагая, что уже достаточно овладела собой, она выдохнула воздух и сказала:

— Я, знаете ли, хотела бы вам поверить, но вы только и делаете, что лжете.

— Если вас это сможет успокоить, готов поклясться на дюжине Библий, что даже не притронулся к вам.

— Я ведь проснулась в своей сорочке, мистер Маккриди. — Она сделала многозначительную паузу, чтобы он лучше уяснил смысл сказанного, а затем, чеканя слова, закончила: — А ложилась в этом ужасном балахоне миссис Брассфилд.

— Вас это так беспокоит?

— Представьте себе.

— Но вы же сами твердили, что вам слишком жарко, чтобы заснуть, вот я и принес вам сорочку, затем погасил лампу, отвернулся и ждал, пока вы не переоденетесь.

— Ну а остальное — все то, что вы мне рассказали?

— Я же вам говорю — выдавал желаемое за действительное. — Уголки его губ приподнялись в обезоруживающей улыбке, и он стал похож на мальчишку. — Поверьте мне, если бы что-нибудь такое было на самом деле, зачем бы мне понадобилась на следующую ночь комната на одного? Да я бы в таком случае, черт побери, сделал все от меня зависящее, чтобы представление повторилось.

— Вы хоть сами понимаете, до чего вы низкая личность? — возмутилась она.

— Надеюсь узнать об этом от вас.

— Голова так раскалывается, будто собирается лопнуть, но, если и лопнет, для меня это будет только облегчением, Мэтью Маккриди. Так вы, значит, сидели и спокойно смотрели, как я напиваюсь этой дряни, прекрасно зная, чем это может кончиться, — и даже не предупредили меня об этом?! А потом вы мне говорите, что я прошлой ночью держалась с распутной несдержанностью и что…

— С чем, с чем?

— Вы прекрасно знаете, что я имею в виду. Так вот, чтобы посмеяться надо мной и получить от этого извращенное удовольствие, вы заставляете меня поверить в то, что я ничем не лучше, чем какая-нибудь… какая-нибудь потаскуха, прекрасно зная, что это… что это…

— Что это вас смертельно ранит? — подсказал он.

— Я не знаю, какие собиралась выбрать слова, раздраженно ответила она, — но в любом случ они бы вам очень мало понравились.

— Что ж, извините меня. Но если вы поверили в это, значит, вы не слишком высокого мнения обо мне и о моих моральных устоях.

— Признаться, я не заметила, что у вас таковые имеются.

— Ну, это уж слишком! Я нянчусь с вами целых два дня и две ночи — отгоняю от вас самозванцев и чересчур сластолюбивых ковбоев, почти не сплю из-за вас, подвергаюсь по вашей милости побоям, а в награду не слышу и слова благодарности. Признайтесь, это несправедливо.

Она не могла отрицать — все так и было. Остановив на нем усталый взгляд, она в конце концов пробормотала:

— Ну хорошо, пусть даже так, но я и не просила вас делать все это, не правда ли?