Анита Миллз - Опасная игра
— Пошел, Джейк! Давай, Ворон! — покрикивал Эдуардо.
Сплетенный из кожи кнут щелкал над спинами двух мулов — рыжевато-коричневого и черного, и было сразу видно, что оба они далеко уже не в лучшей форме. Джейк был низкоросл, с выпирающими широкими ребрами, с тонкими, как спицы, ногами. Ворон был повыше, и его шерсть лоснилась, как иссиня-черное оперение ворона, чем, очевидно, и объяснялась его кличка.
Расшатанная повозка наехала на трухлявый пень, и Верена, схватившись за голову, застонала. Она и в самом деле страдала от похмелья, а сваренный Сарой Брассфилд крепкий кофе только сделал ее зеленой, как трава, росшая кустиками во дворе у туалета. Когда же Сет Брассфилд предложил ей «хлебнуть чего-нибудь для опохмелки», она с отвращением отказалась, и без того мучаясь от последствий слишком обильных возлияний.
Мэтт искренне ей сочувствовал. Проживи он хоть сто лет, все равно ему никогда не забыть свой собственный горький опыт, когда он, совсем еще желторотый пятнадцатилетний мальчишка, пытался залить бутылкой теннессийского виски страшную память о том, как на его глазах разнесло на мелкие части голову человека. На следующее утро ему пришлось чуть ли не ползти на перекличку, и звуки растреклятой сигнальной трубы отдавались у него в ушах мучительной болью. Еще долго после этого он воздерживался от спиртных напитков.
— Может быть, хотите прилечь? — спросил он.
— Я чувствую себя, как будто мне наступает конец.
— Потерпите, вам станет легче.
— Мне даже глаза открыть больно.
— Это все вчерашняя вторая кружка вина, — проговорил он. — Миссис Брассфилд дала нам в дорогу одеяло — можете его свернуть, и будет вам подушка.
— Не надо.
Поморщившись, она бросила недовольный взгляд на спину Эдуардо и пробормотала:
— Кажется, мы не пропустили еще ни одной рытвины или колдобины.
— Да, дорога неважная, — согласился Мэтт.
Снова раздалось щелканье кнута, и Верену всю передернуло.
— Сколько еще до Колумбуса? — уныло спросила она.
— Думаю, мы проехали мили две.
— Разве я так задавала вопрос?
— Ну, если б вы были птицей, то вам бы оставалось, наверно, миль шесть полета. А так, по этой дороге, даже не берусь сказать.
— Сколько буду жить, никогда не возьму в рот спиртного, — решительно заявила она.
— Вам станет лучше, вы увидите.
— Заладили одно и то же, а пока никаких признаков улучшения. Знаете ли, вы должны были меня остановить. Вы же отлично понимали, чем это может кончиться.
— Ну, я думал, вы слишком устали, чтобы заснуть, и вино вам только поможет.
— В чем — проснуться утром в таком состоянии?
С усилием повернув голову, она остановила на Мэтью пристальный взгляд. Его черные волосы все еще были мокрыми: утром он сунул голову под насос у Брассфилдов. Может быть, и ей стоило последовать его примеру. А вместо этого она, держась для равновесия рукой за сундук, долго мучилась, стараясь протащить гребень сквозь волосы, и каждое движение, казалось, только усиливало головную боль.
— Что, я так плохо выгляжу? — спросил он, приподняв бровь над здоровым глазом.
— В общем-то, нет, — ответила она. — Опухлость немного спала, да и цвет уже не такой фиолетовый. А видите вы глазом лучше?
— Чуть-чуть.
Но о том, что ей действительно хотелось узнать, она не решалась спрашивать. Несмотря на скверное самочувствие, она, проснувшись, сразу же обнаружила, что вместо непомерно большой, тяжелой ночной рубашки Сары она оказалась в своей собственной сорочке, и это немало ее озадачило. Она отчетливо помнила, что, когда сидела за столом и пила бузиновое вино Сета Брассфилда, на ней была мешковина. А вот после этого в памяти у нее почти ничего не осталось. И когда она проснулась бок о бок с Мэтью Маккриди в сорочке, задравшейся до колен, у нее невольно начали возникать мысли, которые она даже не решалась выразить словами.
Проведя языком по запекшимся губам, она осторожно начала:
— Я не очень хорошо помню, что там было — я имею в виду, прошлой ночью. Ну, после этой возни с москитами.
Он прекрасно понимал, что она хочет знать, но ему было интересно, как ей удастся подобраться к этой щекотливой теме.
— Зато я, — отозвался он, — не очень-то помню, что было до их нашествия.
— Ничего, кроме того, что вы крепко спали.
— Знаете, вы устраиваете подобную катавасию вторую ночь подряд, — напомнил он ей. — И если к тому времени, когда мы доберемся до Колумбуса, поезд уже уйдет, я возьму себе отдельную комнату.
Даже в такую жару она почувствовала, как у нее запылали щеки:
— Меня предупреждали о койотах, кугуарах, гремучих змеях, но никто ничего не говорил о москитах величиной со шмеля!
Она сразу же пожалела о том, что повысила голос. Пульсирующая боль в висках стала невыносимой. Когда ей в конце концов стало немного легче, она с трудом выговорила:
— Да, я думаю, это было бы лучше всего — разные комнаты, я имею в виду.
— А что, если мы будем выдавать себя за брата и сестру, пока я вас не посажу в почтовую карету? А там у Вас уже будет вооруженная охрана, и никаких проблем до самого Сан-Анджело не возникнет.
Глядя на ее изящный профиль, он не мог удержаться от соблазна слегка подразнить ее и лукаво добавил:
— К тому же вам больше не понадобится повторять вчерашнюю ночь.
— Да, да, конечно, — рассеянно ответила она; ее явно что-то тревожило. Бросив на Эдуардо быстрый взгляд, она неуверенно протянула:
— А-а…
— Я бы не стал беспокоиться из-за парнишки, если вы это имеете в виду. Насколько я могу судить, то, что он кричал мулам, полностью исчерпывает его запас английских слов. А если учесть, что говорить его учит Брассфилд, он все равно вас ни за что не поймет.
— Да, пожалуй, вы правы.
Опустив взгляд на свои руки, она некоторое время сидела задумавшись, а затем наконец отважилась спросить:
— Наверно, я вела себя очень глупо прошлой ночью?
— Ну, я бы не стал называть это словом «глупо», — уклончиво ответил он.
Нужно было попытаться применить другую тактику:
— Должно быть, женщина, которая слишком много выпила, не кажется такой уж привлекательной?
Не дождавшись ответа, она украдкой на него взглянула и еще раз спросила:
— Почему вы молчите?
После случая с рухнувшей кроватью и вчерашнего налета москитов она вполне заслужила, чтобы ее помучили, ну а потом уже можно будет и пощадить.
— Даже не знаю, что вам сказать… — И он умолк на полуслове.
— Видно, вы и сами были слишком пьяны, чтобы замечать такие подробности. — В ее голосе звучала надежда.
— Есть такие вещи, которые мужчина не может не замечать, каким бы пьяным он ни был.
— Например?
— Например, рассыпавшиеся по подушке каштановые волосы или полураскрытые губы, когка женщина как бы приглашает мужчину поцеловать себя, или ее кожа, излучающая теплое сияние в свете лампы, и то, как язычок пламени отражается в ее зеленовато-карих глазах…
