Мэдлин Хантер - Обольщение в красном
— На бочонках была маркировка, и я посмотрю, что можно узнать, — отозвался Себастьян. — Конечно, это немного, но гораздо больше, чем было у меня месяц назад.
— Не стоит думать, что ты должен ради меня играть роль следователя.
— Теперь я делаю это и ради Андерсона. И признаюсь, я все еще надеюсь узнать, что Келмслей не был виновен.
— А если был?
— Что ж, тогда он уже за это заплатил, и я смогу закрыть дело.
— Это было бы замечательно. Я имею в виду — закрыть дело.
Морган произнес эти слова задумчивым тоном, но не таким печальным, к которому часто прибегал.
— Вижу, в последнее время настроение у тебя стало получше, Морган? — заметил Себастьян. — Ты как будто избавился от глубокой меланхолии.
— Когда погода стала потеплее, я уговорил доктора Фенвуда передвигать днем мое кресло к окну. И мне кажется, что всего несколько минут свежего воздуха хорошо повлияли на мое здоровье.
— Рад это слышать, — кивнул Себастьян. — Но я тоже хочу поговорить с тобой. Меня мучает любопытство. Ты не замечал каких-нибудь перемен со своими ногами?
— Нет. Разумеется, нет, — ответил Морган.
— Совсем никаких? Никаких новых ощущений? Ничего?
— Какие странные вопросы… Почему ты спрашиваешь?
— Твой позвоночник не сломан. И всегда есть шанс, что…
— Нет никакого шанса, черт побери! Ты говоришь так же, как этот немецкий шарлатан.
— Его теория была довольно противоречива, однако он — известный ученый, — заметил Себастьян. Он подождал, пока у Моргана погаснет взрыв гнева. — Несколько дней назад у тебя была Одрианна. Она еще сидела на полу возле твоего стула.
— Одрианна была очень расстроена: она узнала, что одна из ее приятельниц — не та, за кого она ее принимала. И ты должен сказать ей, чтобы она порвала с этой девушкой.
— Я упомянул об этом эпизоде по другой причине, — произнес Себастьян. — Она сказала мне, что, когда она сидела рядом с тобой, одеяло шевельнулось. И это означает, что одна нога могла слегка дернуться.
— Она ошибалась. — Лицо Моргана снова напряглось. — Она ничего мне не сказала. Но если бы и сказала, я бы быстро разубедил ее и избавил от безнадежных иллюзий.
— Нет, она сказала мне! — Слово «мне» Себастьян произнес с ударением. — Так что не сердись на нее. Одрианна очень привязалась к тебе и молит Бога о том, чтобы это было правдой. У нее нет никаких иллюзий. Ты видел, как шевельнулось одеяло? Есть ли у тебя какие-то другие объяснения этому, которые не пришли ей в голову?
У Себастьяна был вид человека, готового пустить в ход кулаки.
— Я снова задаю тот же вопрос: у тебя были какие-то ощущения? Ну хоть какие-то?
— Нет, черт возьми!
— Мне кажется, ты лжешь.
— К чему мне обманывать тебя?
— Не меня, себя. Но я не знаю зачем. — Вскочив на ноги, Себастьян обошел вокруг стола, схватил стул Моргана и развернул его.
— Какого черта?.. — завопил Морган.
— Ты не мог бы сейчас ходить, даже если бы полностью излечился, так что даже малейшее изменение было бы заметно. Но попробуй…
— Убирайся отсюда!
— Нет, ты попробуешь, черт побери! Если есть хоть малейший шанс, ты должен попробовать.
— Шанс?! Нет никакого шанса, ты, идиот! И кто ты такой, чтобы говорить, что именно я должен попробовать? Это я прикован к креслу. И мы говорим о моей чертовой жизни!
Себастьян подошел к двери.
— Фенвуд, зайдите сюда! — крикнул он.
Фенвуд тут же прибежал на его зов.
— Выкинь его отсюда! — приказал Морган, указывая на брата.
Фенвуд осторожно покосился на Себастьяна.
— Фенвуд, моя жена утверждает, что брат шевелил ногой. Это было едва заметное, очень слабое движение. Позовите доктора, чтобы тот его осмотрел. И не накрывайте его одеялом, пока он не замерзнет. И сами следите за тем, двигается он или нет.
Кажется, Морган был близок к апоплексическому удару.
— Я не позволю этого!
— Да будь я проклят, если допущу, чтобы ты бездействовал, когда появился небольшой шанс исправить ситуацию и встать. — Схватив стул Моргана за подлокотники, Себастьян придвинул его ближе к себе. — Ты позволишь доктору осмотреть тебя, и если он скажет, что есть хотя бы небольшая надежда, ты будешь бороться за этот шанс. Я заставлю тебя! — приказал он.
Глава 17
Себастьян ехал верхом по Уолтемскому аббатству, где находились королевские мастерские по изготовлению пороха. Еще несколько лет назад местные улочки здесь были людными и оживленными, а по каналам сновали баржи, груженные материалами и бочонками с порохом. Однако после войны эта фабрика в Эссексе с отлично налаженной работой производила в десять раз меньше продукции, чем прежде. В помещениях и внутренних дворах стояла полная тишина.
И все же работа шла. Одни трудяги по-прежнему таскали серу на мельницу. Другие сжигали уголь, чтобы переправить его туда же. Из труб плавилен, где производили селитру, валил дым. Бондари пилили доски и сколачивали бочонки.
Мужчины, выполнявшие самую опасную работу, сновали вокруг помещений с мельницами, в которых перемалывали тщательно отмеренные ингредиенты для пороха. С наружной части каменного строения медленно крутилось огромное водяное колесо.
Один из работников забежал в здание — подлить воды на большой камень, чтобы летучий порох не лип к деталям мельниц. Каждый здесь — и те, кто работал на фабрике, и те, кто находился в городе — ежеминутно рисковал жизнью, так как взрыв мог произойти в любое мгновение. Однако наибольшему риску подвергались те, кто работал на самой мельнице.
В конце улицы, над каналом, располагалась контора фабрики. Себастьян вошел в нее и назвал клерку свое имя.
Высокий худощавый мужчина с резными чертами лица вышел ему навстречу и представился как мистер Мидлтон, начальник склада. Он проводил Себастьяна во внутренний кабинет и, не скрывая тревоги, сразу заявил:
— Мы не имеем к этому делу никакого отношения, сэр.
Себастьян даже не успел сказать ему, чем он занимается, однако ничуть не удивился, что мистер Мидлтон догадался об этом. Хозяева мастерских быстро поняли, кто проявил интерес к испорченному пороху.
— Надеюсь, вы поможете выяснить, кто в этом виноват? — спросил он. — Я приехал сюда не для того, чтобы подвергнуть вас допросу.
— Даже если бы вы это сделали, толку от этого не было бы никакого, — сказал Мидлтон. — Я совсем недавно здесь работаю, до меня складом заведовал мистер Метьюз.
— Тогда почему вы утверждаете, что фабрика не имеет к этому отношения?
— Это же королевские мастерские, сэр. Они принадлежат Короне, равно как и фабрики во Флавешеме и Биллингколлинге. Отец мистера Конгрива всю жизнь посвятил тому, чтобы убедить всех: у нашей армии и флота лучший порох, и мы гордимся тем, что производим тут порох самого высокого качества. Лучше, чем на других королевских фабриках. И ученые это подтверждают.
