Джон Окас - Исповедь куртизанки
В Версале депрессия Луи усилилась, муки совести не прекращались. Порой я задавала ему какие-то вопросы, а он словно не слышал их. Полный страха перед загробной жизнью, он стал прислушиваться к фанатичному религиозному бреду своей младшей дочери Луизы. Она предостерегала его, что сожительством с женщиной, не освященным церковью, он обрекает себя на вечные муки в аду. Она попыталась женить его на нравственной и благородной женщине. Красавице принцессе де Ламбаль было всего девятнадцать. Луи согласился встретиться с ней.
Узнав о том, что король допускает возможность брака с другой женщиной, я потеряла голову. Я рыдала и заклинала Луи не видеться с принцессой, но он остался холоден к моим мольбам и ушел, не сказав ни слова.
Я обезумела и наняла цыганку, чтобы та прокляла отношения короля с принцессой. Через три дня он вернулся ко мне. Только я знала секретные способы заставить его почувствовать себя настоящим мужчиной. Я была для него олицетворением тепла и жизни.
Наступило кратковременное облегчение, но я чувствовала себя не слишком уверенно. Мужская сила короля понемногу сходила на нет. Как я смогу удержать его, когда она совсем иссякнет? По моей просьбе герцог Ришелье предложил королю вступить со мной в морганатический брак. Короля заинтересовал этот узаконенный союз, при котором я согласилась бы отказаться от претензий на его собственность и титулы. Но когда я написала своему мужу Гийому дю Барри о том, что хотела бы расторгнуть наш брак, этот мерзавец отказался дать мне развод, несмотря на то что я предложила ему огромные деньги.
Ко всему прочему не слишком разборчивый в средствах писака из Лондона по имени Тевено де Моранд прислал мне анонимный роман «Тайные воспоминания падшей женщины». Книга оказалась моей биографией – от колыбели до королевского ложа. В прилагающемся письме Моранд сообщил мне, что он собирается продавать «Тайные воспоминания» в Европе. Если учесть, что в романе подробно описывалась моя жизнь в качестве парижской шлюхи и все, что творилось в Версале, он несомненно стал бы бестселлером. Моранд предложил мне купить все экземпляры книги за крупный аванс и невероятную сумму денег.
Учитывая настроенное против меня общественное мнение и шаткость моих отношений с королем, я не могла позволить публикацию столь скандальной книги. Но как помешать этому? Меня нагло шантажировали. Я обратилась за помощью к начальнику полиции Сартену. Он сказал, что французская полиция не имеет никаких прав в Англии, но согласился связаться с британской полицией. Те с сочувствием отнеслись к моей проблеме, но английское законодательство в отношении свободы прессы было намного более снисходительным. Они сочли, что предложение Моранда не является шантажом, и отнесли этот случай к частным отношениям.
Мне нужен был человек, который бы поехал в Лондон и призвал Моранда к благоразумию. Это было приключение, достойное Пьера де Бомарше, блестящего буржуа-изобретателя, музыканта, писателя, предпринимателя и авантюриста, не подчиняющегося никаким законам. Я надеялась, что он окажется родственным мне по духу свободолюбцем. Этот человек называл себя графом де Бомарше. Титул он купил и гордился им.
– Конечно же, я как дворянин, могу поделиться с вами рецептом, – сказал он мне.
Бомарше недавно вышел из тюрьмы, куда его отправили на месяц за драку с графом де Шольнес из-за дамы, и работал при дворе управляющим по играм. Я обратилась к нему с просьбой взять на себя роль тайного агента, которому вверена защита моей чести. Под вымышленным именем Бомарше в компании двух вооруженных мужчин отправился в Лондон. Запугав Моранда угрозами, он лично проследил за процессом сожжения всех имеющихся копий и печатных форм «Тайных воспоминаний» в печи пекарни.
Когда Бомарше вернулся, я немного пофлиртовала с ним, но до романа дело не дошло. У него было слишком много любовниц, чтобы я могла иметь над ним власть, необходимую мне в отношениях с мужчинами.
1774 год король начал с решения наладить свои мирские дела, но сразу же слег с закупоркой легких. Ла Мартиньер, доктор короля, не отходил от Луи. Он обвинял в болезни короля меня и, когда я приходила, отказывался покинуть комнату. Тем временем принцесса Луиза продолжала разворачивать кампанию против меня. Король был слишком слаб, чтобы противостоять ей. В феврале Луи выздоровел, но нашему сближению это не помогло. Мы редко оставались наедине.
Я запланировала устроить экстравагантный карнавал «Жирный вторник». В отличие от вечеринки в канун Дня всех святых вечер музыки и развлечений был предназначен для тесного круга тридцати моих ближайших друзей. Когда Луи сказал, что не сможет прийти, я была потрясена. Он посетовал, что не чувствует себя полностью здоровым и ждет не дождется Великого поста, чтобы сесть на строгую диету, предписанную ему Ла Мартиньером и дочерью.
– Я собираюсь похудеть и бросить пить, а перед Пасхой исповедуюсь во всех грехах, – сказал он мне.
В отговорках Луи я услышала скорее потакание своим капризам, нежели стремление к воздержанию. Он мечтал об епитимье потому, что больше не мог держать свои страсти в узде. Шамильи подтвердил мою догадку, что здесь не обошлось без женщины. Новым увлечением короля стала Жюли де Тажеро, длинноногая танцовщица семнадцати лет от роду. Юная красотка была для меня более серьезным соперником, чем Бог. Я надеялась, что король охладеет к ней так же, как и ко всем ее предшественницам, что он вернется ко мне, когда захочет особого внимания.
«Жирный вторник» был праздником в честь меня. Около трехсот танцоров, певцов и музыкантов исполнили балет под названием «Графиня дю Барри». Беднота была разъярена суммой, затраченной на постановку роскошного действа, для столь немногочисленной аудитории.
Я рассчитывала, что Луи приедет, и, когда этого не случилось, пришла в бешенство. Под именем баронессы вон Памклек я поехала в Париж, где остановилась в гостинице, сорила деньгами и спала с герцогом Эммануэлем. С каждым днем я все сильнее боялась, что теряю Луи. Вдруг эта Жюли смогла разжечь тлеющий костер его чресел?
Я приказала Шамильи и Мартену подергать за их ниточки во дворце. Мартен подтвердил мои наихудшие опасения.
– Мадемуазель Тажеро строит из себя пылкую влюбленную, – сказал он. – К тому же она исключительно гибка. Она выполняет любые желания его величества, потакает его эксцентричным прихотям и страсти к непристойным развлечениям. Она настолько вскружила ему голову, что он приглашает ее к себе во дворец. Некоторые придворные дамы, например герцогиня де Косе, похваляются дружбой с нею.
Ревность охватила меня. Я не собиралась уступать кому-либо свое место. Вернувшись в Версаль, я вызвала мадам де Мирапуа и графа Жана, чтобы с их помощью придумать, как решить эту проблему.
