Валери Шервуд - Песня ночи
Вскоре сестры спустились в большую шлюпку, в которой женщин доставили на берег. Гавана в этот день праздновала триумфальное возвращение флотилии, праздновала со всей торжественной пышностью, принятой в испанских владениях. Город чествовал своих героев, праздник уже был в самом разгаре. Галантные кавалеры, позванивавшие серебряными колокольчиками, прикрепленными к седлам; элегантные сеньориты и сеньоры в каретах; солдаты из фортов; простолюдинки, проститутки из портовых борделей, зазывающие клиентов; слуги-индейцы с блестящими влажными глазами и непроницаемыми лицами; торговки и торговцы рыбой, лавочники — все были там.
Каролине становилось тошно при мысли о том, что ей придется пройти сквозь всю эту толпу, чувствуя на себе взгляды — то насмешливо-презрительные, то откровенно похотливые. Еще хуже было то, что, владея испанским, она прекрасно понимала каждое слово, обращенное к ней и к ее огненно-рыжей сестре.
— Нас ведут на невольничий рынок, — пробормотала Пенни. — Вон видишь, впереди колокол. Держись, Кэрол! Веселого будет мало!
Каролина в отчаянии огляделась. Неужели ее продадут в рабство?! До сих пор ей не верилось, что такое возможно. Она все же надеялась, что их будут держать как пленниц в каком-нибудь доме, но Рамона быстро вызволит их. О том, что Рамоны может в Гаване не оказаться, Каролина и думать не смела. Но в действительности все оказалось куда проще. Испанцы хотели получить прибыль немедленно — ни к чему даром кормить пленниц. Кто угодно мог теперь стать ее господином. Какой-нибудь плантатор мог приобрести ее в качестве служанки или наложницы, хозяйка борделя могла бы купить ее для услады клиентов, владелец судна — чтобы увезти бог знает куда…
Каролина, скользнув взглядом по веселой толпе, заметила живописную троицу — пожилого седовласого господина, дородного и солидного, сурово оглядывающего народ из экипажа, и рядом с ним юную девушку в белой мантилье, с черепаховым гребнем в густых черных волосах, отливающих синевой. Девушка, чуть перегнувшись через борт экипажа, беседовала с высоким кабальеро, гарцевавшим на изрядно нервничающем коне.
Внимание Каролины привлек именно всадник. Он был в элегантном черном камзоле с серебряной отделкой; шею же украшал белоснежный кружевной галстук. Широкополая шляпа с серебряной лентой отбрасывала на выразительное лицо легкую тень. Впрочем, наряд его был вполне обычным для испанского гранда — очевидно, он собрался на прогулку.
Зато лицо этого всадника было весьма примечательным. Во-первых, глаза. Серые, холодные, казавшиеся особенно светлыми на загорелом лице — такое бывает у людей, много времени проводящих на солнце, у моряков, например, с утра до ночи находящихся на палубе корабля, где негде укрыться от палящих лучей.
И вот сейчас этот всадник пристально смотрел на Каролину, в числе других гонимую к рынку. Он даже перестал разговаривать с девушкой.
И тут губы Каролины приоткрылись, ей казалось, что она вот-вот задохнется… Тот, на кого она сейчас смотрела, мог быть призраком, ибо это смуглое лицо было лицом человека, которого она любила, которого потеряла.
Келлз!
Каролина не могла объяснить того, что видит, но все было именно так. Она смотрела в лицо человека, который осветил ее жизнь, который неизменно приходил к ней во сне.
Келлз был жив… и находился здесь, в Гаване. Он восседал на рослом гнедом жеребце и, глядя на Каролину, совершенно не узнавал ее. Потрясенная, она пошатнулась; все поплыло у нее перед глазами. Еще мгновение, и она лишилась бы чувств.
Пенни шла рядом с сестрой, и, казалось, ей все нипочем — и крики, и насмешливые взгляды, и палящее солнце. Бросив взгляд на Каролину, Пенни заметила, что сестра побледнела, что неотрывно смотрит на всадника в черном.
— Кэрол, ради Бога, не теряй голову! — воскликнула Пенни. Подхватив сестру под руку, чтобы та не упала, она прошептала ей на ухо: — Не унижайся перед ними!
Каролине удалось взять себя в руки. Келлз никак не давал ей понять, что узнал ее, но, с другой стороны, он был человеком осторожным и умел держать себя в руках. Уже тот факт, что он находился в Гаване, говорил сам за себя. Что-то затевалось! Ныряльщики солгали — они не нашли тела в каюте. Они солгали, чтобы побыстрее заполучить денежки. Их с Хоуксом надули! Тот корабль, что входил в гавань Порт-Рояля, возможно, вовсе не был «Морским волком»!
Каролина лихорадочно соображала. Что могло привести Келлза в Гавану? Неужели он собирался захватить город? Хотя почему бы и нет? На его счету немало взятых испанских городов. Несомненно, он задумал какое-то дерзкое предприятие. Как же искусно скрыл он свое удивление, не подал виду, что узнал ее. Каролина гордилась им, но, скажите на милость, когда она не гордилась своим возлюбленным? Казалось, сердце ее вот-вот выскочит из груди. Залитые солнцем улицы внезапно задрожали перед ее глазами, подернулись золотистой дымкой; Каролина почувствовала себя так, словно уже обрела свободу. Она вскинула голову и радостно улыбнулась. И тут же весело и беззаботно рассмеялась. Этот смех достиг ушей пожилого дородного господина, которому случилось в ту пору занимать пост губернатора Гаваны. Он с удивлением смотрел на странных невольниц — они были настоящие красавицы: рыжеволосая, с фигурой античной статуи, и миниатюрная стройная блондинка, так весело смеявшаяся.
Губернаторская дочь также обратила внимание на женщин, от которых не могли отвести глаза ее отец и кавалер.
— Отребье, — прошипела она.
— Да, но какие красавицы. Будьте справедливы, донна Марина, — приятным баритоном проговорил высокий кабальеро, в котором Каролина признала Келлза.
Губернатор кивнул в знак согласия, и донна Марина нахмурилась. Она была очень молода и строптива, и, к несчастью, росла без матери, так что никто не мог научить ее кротости. Жена губернатора умерла молодой, и с тех пор он так и не женился.
Правда, в доме губернатора жила еще и его незамужняя тетка, состарившаяся в девицах, но она не справлялась с капризной внучатой племянницей.
— Вы должны ее незамедлительно выдать замуж! — не раз говорила она губернатору Коррубедо. — Как бы она вас не опозорила!
Но губернатор был снисходительным отцом и закрывал глаза на некоторые недостатки дочери. Более того, он предоставил ей свободу, какую редкие счастливицы могли иметь в то суровое время.
— Мое почтение, донна Марина, — сказал, склонившись в вежливом поклоне, всадник в черном и ускакал.
— Дон Диего что-то поторопился нас покинуть, — с усмешкой заметила Марина, глядя вслед удаляющемуся красавцу.
