Валери Шервуд - Песня ночи
— Нет. — Каролина зябко повела плечами — она видела перед собой мертвую Джилли. И все же испытывала потребность поделиться с сестрой.
Пенни, выслушав рассказ об обстоятельствах смерти своей знакомой, не особенно огорчилась.
— Так, значит, смерть застала ее на месте преступления? Послушай, другая на твоем месте не стала бы скорбеть о ней.
— Быть может, она, напротив, хотела сохранить для меня колье, — запальчиво проговорила Каролина; она и сама не могла бы сказать, почему так упорно защищает Джилли, едва ли заслуживавшую ее покровительства.
Пенни брезгливо поморщилась:
— Джилли удрала из Нассау, прихватив с собой кое-что из моих вещей. При всей ее любви ко мне она не постеснялась стащить два моих серебряных браслета. Каролина, твое добросердечие граничит с глупостью!
На это нечего было возразить. Каролина и сама понимала, что сестра по-своему права. Она сосредоточилась на игре, временами прислушиваясь к доносящемуся сверху шуму.
— Вижу, у тебя была возможность попрактиковаться, — заметила Каролина, когда Пенни в два счета ее обыграла.
Пенни весело рассмеялась.
— Разумеется! Перед тем как продать меня, старина Эммет пристроил меня работать в игорном доме! Да и в Нассау у меня была неплохая практика. К сожалению, — со вздохом добавила Пенни, — мне придется зарыть в землю свой талант, едва ли у меня появится шанс воспользоваться своим искусством.
— О, Пенни! — воскликнула растроганная Каролина, с надеждой глядя на вновь обретенную сестру. — Ты в самом деле хочешь направить жизнь в доброе русло!
Пенни прислушалась к очередному, особенно громкому женскому крику, сопровождавшемуся топотом и грязной руганью какого-то пьяного матроса. Затем послышался грохот падения, и где-то, совсем рядом с дверью каюты, раздался истерический женский смех.
— Погоня, бросок, промах — и возвращение ни с чем, — с глубокомысленным видом изрекла Пенни. — Что же касается ответа на твой вопрос, Кэрол, то вряд ли мне удастся изменить себя. Да и как вообще можно знать заранее, тот ли путь ты выберешь или иной?
«Вот я точно знала, что Келлз — моя судьба и я на верном пути», — мысленно возразила сестре Каролина. Но, слыша, как резвятся те, кого принято считать отбросами общества, Каролина невольно подумала о том, что они, наверное, счастливее, чем та, что обрела счастье только для того, чтобы потерять его.
— Но если я найду в жизни свою половину, — сверкнув белозубой улыбкой сказала Пенни, — то уж точно буду об этом знать!
— Пенни, тебе трудно будет найти мужчину себе под стать, но уж если ты кого полюбишь, он перед тобой не устоит, — заверила сестру Кэрол.
— Не устоит — это точно! — засмеялась Пенни. — Но кто знает, когда он появится и появится ли вообще, а я пока терять время не стану! На свете множество мужчин! — Пенни подняла голову, прислушалась. — Похоже, танцы закончились, — сказала она. — Пьяных до бесчувствия обливают морской водой, чтобы вернуть к жизни, а дамы возвращаются к себе в номера — отсыпаться.
— Ты так спокойно обо всем говоришь, Пенни! Если бы мы не забаррикадировали дверь, нам пришлось бы стать участницами этих мерзостей!
— Я привыкла к этому, — усмехнулась Пенни. — Видела оргии и похлеще. Хочешь, чтобы я описала какую-нибудь из них?
— Не хочу, — брезгливо поежившись, ответила Каролина. — Только сейчас я поняла, насколько надежно была ограждена от всей этой пакости на Тортуге и в Порт-Рояле. А теперь… Надеюсь, — продолжала она, — Рамона Валдес все еще в Гаване. Она, кажется, была невестой губернатора.
— Да… — протянула Пенни, — я совсем забыла о Рамоне. Ты думаешь, она нам поможет?
— Конечно, поможет! Мы же помогли ей, когда их корабль потерпел крушение. Разве не благодаря нашему отцу она вернулась в Испанию?
Пенни как-то странно посмотрела на сестру.
— Кто знает? — медленно проговорила она. — Быть может, Рамона вовсе не так уж счастлива в этой своей Испании. Может, она пожалела о том, что не осталась в Англии. Что, если губернатор оказался не в ее вкусе? Кстати, кроме нее, ты никого в Гаване не знаешь?
Каролина положила карты на стол.
— Не могу точно сказать. Я подружилась со многими испанскими пленниками на Тортуге. Некоторые из них возвратились на Гавану. Но кто именно, я не знаю, как, впрочем, не уверена и в том, что они меня помнят.
— Не сомневайся, — с уверенностью проговорила Пенни, — тот, кто тебя увидит, уже не забудет.
— Может, ты и права, но те, кто меня не забыл, могут не пожелать меня вспомнить.
— Не исключено, — кивнула Пенни, тасуя карты. — Давай же, Кэрол, возьми себя в руки! Ты проигрываешь без борьбы, а я этого не люблю!
Что верно, то верно, Каролине трудно было сосредоточиться на картах. Хотя, учитывая обстоятельства, сопутствующие партии, ее вполне можно было понять.
Пенни в задумчивости посмотрела на сестру.
— Ты думаешь, Рамона поможет нам освободиться? — с надеждой в голосе спросила она.
— Конечно! — воскликнула Каролина.
— Хотела бы я быть такой же наивной, — пробормотала Пенни. — Я-то знаю, что люди меняются.
— Рамона не забыла о том, как мы ей помогли, — настаивала Каролина.
Пенни окинула сестру насмешливым взглядом.
— Или, что тоже возможно, Рамона не забыла о том, что мы еретики и заслуживаем того, чтобы нас сжечь, подвергнуть аутодафе. Во имя Господа, конечно!
Каролина вздрогнула.
— Ладно, не принимай близко к сердцу! — улыбнулась Пенни. — Ты же знаешь, у меня своеобразное чувство юмора.
Каролина не посмела возражать.
И снова Пенни без труда обыграла ее.
Между тем веселье на палубе утихло окончательно. Испанский капитан каким-то образом сумел навести порядок до того, как они прошли Собачьи скалы и бухту Мертвеца. Заковав добрую половину команды в цепи, он провел корабль мимо Флоридских ключей, в Мексиканский залив и наконец вошел в гаванскую гавань.
Словно выросшие из коралловых рифов, отвесные стены крепости Эль-Морро придавали городу вид грозный и неприступный. Галионы были встречены приветственным залпом пушек. К западу от форта сверкал нарядный белый город, построенный из местного кораллового известняка.
Каролине Гавана показалась городом сплошных крепостей. Рядом с Эль-Морро возвышалась другая крепость, Пунта. Главную площадь города со стороны моря охраняла еще одна крепость — Ла-Фуэрса.
Женщины-пленницы по-разному проявляли свой страх перед будущим: некоторые были угрюмы и печальны, другие щеголяли показной бравадой. Каролина же вновь погрузилась в тягостные раздумья. Она не столько думала о будущем, сколько вспоминала Келлза, и слезы, время от времени появлявшиеся в ее глазах, были слезами по погибшему мужу.
