Валерия Вербинина - Синее на золотом
– Это ваша сестра и ее муж, – объяснила Амелия. – А с голубями случилось несчастье, их передушил бродячий кот, поэтому мы и не могли подать вам весточку.
– Герцог очень жалел о том, что сведения перестали поступать, потому что эта семья всегда доставляла очень точные данные. Но даже мне не сказали, что это была моя сестра Анриетта. – Никола улыбнулся, и его глаза потеплели. – Так что именно вам известно?
И Амелия рассказала ему, что в городе никак не меньше десяти тысяч солдат, что республиканцы всерьез настроены дать бой, что из Лилля им успели подвезти провиант и порох, так что город даже в случае осады продержится не меньше месяца. Слушая ее, Никола становился все более и более мрачным.
– Десять тысяч солдат! Откуда? – Он покачал головой. – Допустим, те, что отступили из Гивельдского лагеря… хотя там было, по нашим сведениям, всего три с половиной тысячи человек. Плюс гарнизон Дюнкерка, это максимум тысяча. Итого четыре с половиной…
– И национальная гвардия, – напомнила Амелия. – Местные жители боятся, что англичане, когда придут, станут отбирать у них имущество, потому что благосостояние города построено на ограбленных английских судах.
– Да как это можно доказать через столько лет, – проворчал Никола, – ведь война не вчера случилась, сударыня… Но, положим, этот генерал – кудесник и собрал всех, кого только мог. Я полагаю, тысячи две он мог набрать в городе. Четыре с половиной и две…
– И еще подкрепления, которые подошли откуда-то с запада, – солгала Амелия. – Ночью они тайком вошли в город. Мы живем на улице Королевы, это недалеко от укреплений. Недавно там целую ночь было какое-то движение, а наутро все жители только об этом и говорили. Что-то синие затевают, это точно.
У нее ныло под ложечкой, взмокшая от пота одежда липла к телу, губы стягивались в гримасу, которая – она это чувствовала – неминуемо должна была казаться самой фальшивой улыбкой на свете. Но Никола смотрел на Амелию и видел только прелестную молодую женщину, которая несла целую охапку ромашек, – женщину, в чьих глазах застыла тревога, потому что она не привыкла шпионить и искренне боялась за себя и за его родных.
– В таком случае, – решительно проговорил он, – герцогу обязательно надо об этом знать. Получается, он не зря опасался, что ему готовят ловушку.
– А меня к нему пустят? – спросила Амелия.
– Разумеется, сударыня, – галантно ответил Никола. – Только… кажется, у вас при себе пистолет? Очень разумно, но его придется сдать.
– Это пустяки. Главное для меня – предупредить герцога.
Однако, когда их наконец после долгих проволочек допустили к персоне Фредерика, герцога Йоркского, Амелия обнаружила, что ее опередили.
– Клянусь вам, ваша светлость! – лепетал сильно небритый брюнет лет тридцати пяти, низко кланяясь герцогу. – Город еле-еле защищен… а укрепления – да разве это укрепления? Дунь на них, и они повалятся…
– Кто это? – осведомился Никола у адъютанта и получил ответ, что это мистер Марто, муж той дамы, которая обещала помочь англичанам взорвать ратушу.
Мистера Марто вместе с женой посадили в тюрьму, да он оказался настолько ловок, что сбежал. Пылая жаждой мести, он прямиком отправился к герцогу, чтобы рассказать ему все, что знал.
Сердце у Амелии упало.
– Сколько солдат в городе? – мрачно спросил герцог. По-французски он говорил почти без акцента.
– И трех тысяч не наберется, ваша светлость! – заторопился Марто. – Мало, совсем мало, да еще они постоянно сбегают! Все об этом знают, я же слышал, как тюремщики между собой шушукались!
– Ваша светлость, – вмешался Никола, – у меня другие сведения, и доставлены они особой, которой я доверяю куда больше.
«Нет!» – беззвучно вскрикнула Амелия. Но Никола уже повторил ее ложь – и про припасы из Лилля, и про таинственный отряд, подошедший ночью, и про то, что синие готовы защищаться до последнего. И чем больше он говорил, тем сильнее становилось изумление на лице мсье Марто.
Вскинув голову так, что заныла мышца, Амелия заставила себя улыбаться герцогу, который в некотором изумлении рассматривал госпожу графиню, которая в простеньком ситцевом платьице явилась из осажденного города, дабы принести ему последние вести.
– Э… – наконец промолвил герцог, – должен сказать, что ваши сведения, сударыня… и ваши, мсье… некоторым образом… – он откашлялся, – то есть совсем расходятся. Да!
Амелия царственно повела плечом.
– Я передаю только то, что попросила мне сказать госпожа де ла Трав, сестра господина де Флавиньи, – уронила она. – Насколько мне известно, госпожа де ла Трав еще ни разу не доставила вам неточные сведения.
– Это верно, – пробормотал герцог, – это верно. И мы очень ценим… ее участие. Да!
– Но это неправда! – пролепетал мсье Марто и угас. – Какие ночные подкрепления? Откуда? Господи боже мой, да Ушар с Северной армией далеко, он бы не успел…
– Я думаю, все это очень легко проверить, – вмешался Никола. – Мои люди взяли утром крестьянку, которая недавно была в Дюнкерке. Вот ее мы и можем расспросить.
Будь Амелия самым хладнокровным человеком на свете, она и то растерялась бы от этого удара, который на нее обрушила судьба. Крестьянка! Какая-нибудь болтливая кумушка с рынка… где языки развязываются еще легче, чем кошельки, и где обсуждаются все последние вести…
Герцог кивнул адъютанту – типичному британцу с бульдожьей челюстью и маловыразительным взглядом, – и через минуту тот вернулся, ведя на буксире дородную фламандскую матрону в веснушках, отчаянно курносую, с серыми глазами, которые с беспокойством перебегали с одного лица на другое. Амелия стиснула букет, прижимая его к груди. Сердце колотилось как бешеное, перед глазами то и дело пробегали огненные искорки. Больше всего в это мгновение она боялась упасть в обморок и незаметно прислонилась к стене.
– Дюнкерк, – втолковывал Никола крестьянке. – Дюнкерк, понимаешь? Сколько там солдат?
Крестьянка со страхом посмотрела на него и затараторила по-фламандски. Герцог, сидя в большом резном кресле, нервно обмахивался веером. Ему было жарко, было душно и в конечном итоге смертельно скучно. Он родился принцем, и ему полагалось любить войну; но методы, которыми из него в юности пытались сделать образцового офицера, навсегда внушили ему отвращение к военному делу. Тем не менее он был настроен сделать все, чтобы исполнить свой долг как подобает. Он отлично знал, какая роль отводилась его армии в общем плане операций против Французской республики, и в его намерения не входило попасться в ловушку, которую ему уготовил в Дюнкерке какой-то генерал с оскорбительно короткой фамилией.