Жанна Бурен - Дамская комната
— Вы правы, доченька. Надо думать лишь о будущем и об этом ребенке, которого мы ждем от вас.
— Он шевелится все чаще, — проговорила будущая мать, прикладывая ладони к своему поднимавшемуся животу. — Я постоянно ощущаю небольшие толчки, служащие для нас обоих какими-то удивительными сигналами. Это уже почти мой собеседник.
— У вас высокий живот, дорогая. Это считается признаком того, что будет мальчик.
— Я и хочу мальчика.
— Я тоже. Хотя, по правде говоря, мне безразлично, кто родится. Я жду просто появления любимого существа. Больше мне ничего не нужно.
— Арно хочет сына!
— Этьен тоже. Эти мужчины неисправимы!
Они все еще смеялись, когда вошла Шарлотта. Она раз в неделю заходила посмотреть, как развивается беременность, за которой следила все время.
— Здесь, я вижу, не скучают, — заметила она, целуя по очереди обеих женщин. — У меня же все совсем по-другому.
— По-прежнему трудно с Жираром?
— Я потеряла всякую надежду на его расположение ко мне, дорогая. Нет, дело не в его поведении, а в том решении, о котором он сообщил мне вчера вечером: он намерен вернуться в Испанию ради умерщвления плоти и остаться там навсегда!
С этими словами она сняла свой плащ и взяла в руки небольшие пузырьки, которые по ее указанию Джуния держала в закрытой шкатулке. Она посмотрела мочу на свет свечи.
Матильда порадовалась тому, что золовка сосредоточилась на другом предмете, и еще раз возмутилась про себя безумием Жирара. Она дала себе слово, еще со времени того бала во время карнавала, не оставаться с ним наедине, но не могла избежать встреч в дни, когда собиралась вся семья и когда он неизбежно присутствовал. Кроме того, она получала совершенно бредовые письма, сильно портившие ей настроение. В рассудке этого несчастного человека что-то сломалось, расстроилось, и он цеплялся за свою несбыточную мечту с упорством одержимого… Знать о том, что он находится в Испании, было бы для нее большим облегчением.
Шарлотта измеряла пульс у Джунии.
— Все хорошо, — проговорила она через минуту с удовлетворенным видом. — Вы подарите нам превосходного малыша.
Она уложила женщину на кровать с колонками, стоявшую в углу комнаты, опытной рукой ощупала ее живот и медленно помассировала его медленными кругообразными движениями.
— Прекрасно, предлежание у него правильное, и он, как и полагается, дает о себе знать своими толчками, — добавила она, удовлетворенно покачивая головой. — Все идет нормально.
— Вы не пообедаете с нами, сестра? Мы как раз садимся за стол.
— Вы же знаете, дорогая, как я люблю бывать с вами. К тому же в больницу я должна вернуться только к девяти часам.
С того времени как она стала регулярно посещать Джунию, эта общая трапеза стала обыкновением, и докторша была рада возможности восстановления покоя и сил в доме брата, в атмосфере мира и надежности, которых она была лишена в своем доме. В ее честь Арно с женой присоединялись к родителям, что придавало большую полноту этим моментам чисто семейного общения.
Уже был подан пирог с голубятиной, когда метр Брюнель заговорил о Бернаре Фортье.
— Утром я получил письмо из Италии о возвращении в ближайшее время этого молодого человека, — сказал он, приперчивая только что попробованную начинку. — Он, видно, добился там хороших результатов и пишет о своих делах в тоне, позволяющем думать, что он доволен своими успехами.
— Он сообщил дату приезда в Париж?
— Нет. Но не позже февраля.
— Уже второе февраля, — заметила Мари.
— Но он, может быть, сначала поедет в Блуа, ведь он живет там, — сказала Матильда.
— Если не ошибаюсь, речь идет о том самом молодом суконщике, чье имя довелось часто слышать в этом доме после моего возвращения?
Арно лишний раз отметил пор себя, как отсутствие человека лишает его представления обо всем, что происходило, о связях, намеках, вполне понятных другим, пока он находился где-то далеко.
— Это очень приятный юноша, — сказала Шарлотта, принимаясь за пирог. — Он всем здесь понравился.
Жанна покраснела и страшно рассердилась. За целый год она очень мало слышала о Бернаре и не переставала твердить себе, что пьемонтские девушки очень хороши собою…
— Как я понял из его письма, он намерен приехать прямо в Париж, — продолжал Этьен. — О Блуа он даже не упоминает.
— Стало быть, у него есть о чем с вами поговорить, — предположила Мари с невинным видом, бросив на сестру взгляд, в котором невинности было гораздо меньше.
— Возможно. Посмотрим.
Сам Этьен так же не чувствовал такой уверенности в намерениях молодого человека, как год назад. В нескольких своих письмах за это время суконщик писал главным образом о своем деле, о том, чему научился в Турине, но не было ни одного намека на то, что он сохранил хоть какое-то особое воспоминание о Жанне, ни признаков того, что его эта тема еще интересует.
— Знаете, кого я встретил утром на улице Сен-Жак? — неожиданно спросил Арно.
Он склонился к Джунии, изящно расправлявшейся со специально приготовленной для нее курицей, приправленной шафраном. Она никак не привыкала к блюдам из свиного мяса и предпочитала скорее поститься, нежели питаться мясом этого нечистого животного.
— Речь идет об еще одном персонаже семьи, о котором вам пока не известно, дорогая. И так будет еще долго, так много у нас всяких родственников!
Он обнял располневшую талию жену, поцеловал висок в завитке черных волос. Радости любви делали веселым и задорным беспокойного студента, каким был когда-то Арно.
— О ком вы говорите? — поинтересовалась Матильда.
— О Гертруде, мама, ни больше ни меньше!
— Я думала, что она вместе с Обри и Изабо уехала далеко из Парижа.
— Они все трое уехали сразу же после суда. Мне это хорошо известно. Я специально следил за этим, — проговорил метр Брюнель.
В доме на улице Бурдоннэ никогда не говорили об этой троице, так злополучно замешанной в том, что случилось с Кларанс. Артюса Черного повесили, а Гертруду приговорили всего к шести месяцам тюрьмы. Перед судившим ее судом она превосходно сыграла роль жертвы. Ловко используя угрозу насилия, которой она подверглась, она объявила о своей полной невиновности. Висевшее над нею обвинение в сообщничестве было снято с учетом той роли, которую она сыграла при аресте преступника, разыскивавшегося за совершенные им преступления. Кроме того, представившись невинной девушкой, обманутой негодяем, она добилась того, чтобы ее действия в попытке совершения убийства подпали под понятие необходимой обороны, и это обвинение также было снято. Таким образом, она отделалась довольно легко. По меньшей мере, в глазах закона. Публика реагировала иначе, и аптекарей обязали закрыть лавку и покинуть столицу, чтобы успокоить возмущенных парижан.
