Осип Назарук - Роксолана: королева Востока
Он нежно спросил:
— Не думала ли ты, что этим ты ослабляешь совесть высочайшего судьи в государстве?
— Думала. Но я сказала себе, что ты мог бы обо всем узнать у евнуха Хассана. А он жив… Он вздохнул всей грудью.
Она тоже вздохнула свободнее, ибо уже знала, что кричал наполовину впавший в безумие Хассан.
Сулейман снова стал строже на минуту.
Он вспомнил о разных нелицеприятных высказываниях восточных мудрецов о женщинах и спросил:
— А не говорила ли ты мне неправду хоть когда-то? — Она засмеялась как ребенок и ответила:
— Да, говорила!
— Когда?
— Тогда, рано утром… у моря… когда в красном блеске восходящего солнца плыли рыбаки…
— Что из сказанного тобой было неправдой?
— Я сказала, что хочу есть. Но уже насытилась любовью. И думала, не голоден ли ты. Но стеснялась спросить…
От этих слов, что были для него слаще меда, могущественный султан Османов первый раз в жизни признался себе, что в душе женщины мудрецы решительно ничего не смыслят… Он дивился себе, как он мог поверить в то, что это хрупкое создание хотело пищи для себя, а не для него. Он вспомнил, с каким аппетитом он тогда ел и потянулся за чашей с шербетом…
* * *Великий султан Сулейман осушил чашу с шербетом не только от жажды, но еще и потому, что почувствовал внутри какую-то странную пустоту. Это не была гнетущая пустота, она даже приносила облегчение. Что это было? Он не знал. Но был уверен в том, что объяснение найдет лишь в глазах своей жены. Он обнял ее и ждал нового движения, нового мановения ее нежных рук и прекрасных губ. Он чувствовал истому во всем теле от того, что есть кто-то, кто способен влиять на него.
Она женским инстинктом почувствовала свою победу в этот момент. У нее даже был ясный план. Теперь ей нужно было направлять его не для мечети, а для себя. Но она опасалась и не знала, как начать.
Он налил себе еще шербета. Пил потихоньку, любуясь мыслью о том, что эта прекрасная женщина наверняка еще чего-то захочет. Ее молчание дразнило его. Наконец, он не выдержал и сказал:
— Скажи же наконец, про что ты думаешь? Сегодня я готов уступать…
— Но откуда ты знаешь, что я еще чего-то хочу?
— Я даже знаю, что это что-то необычайное. Ибо ты не увлекаешься заурядными делами подолгу, как, например, смертью Ахмед-баши.
Она еще подумала и спросила:
— Тебя огорчило, то, что я поступила так необычно?
— Нет. Хоть это и было неслыханно. Ни одна другая моя жена не осмелилась бы так поступить. Мне даже понравилась твоя отвага.
Она улыбкой поблагодарила его и сказала:
— Что бы ты сделал, если бы я сделал что-то еще более неслыханное?
— Здесь, во дворце?
— Да.
— Прилюдно?
— Да.
— Что же именно?
— Нечто длительное.
— Интересно! Но насколько длительное?
— Длиною в жизнь.
— Это и правда удивительно, но я не понимаю.
Она помолчала и задумалась.
Он уже был уверен, что сейчас услышит о чем-то в высшей степени необычном и неслыханном, раз она так долго размышляет над этим. Он ждал. Она помахала веером и спросила:
— Смог бы ты приблизиться к женщине, о которая могла побывать в руках другого мужчины? — Он посмотрел на нее и ответил кратко:
— Нет.
— А что бы ты ответил, если бы и я сказала тебе «нет!»?..
Когда она произнесла это «нет», ей показалось, что она подплывает ко второму, еще более опасному днепровскому порогу.
Ее ответ для него был полной неожиданностью. Он скорее готов был услышать проклятия Пророка с небес, чем такое. Он оскорбился этим неслыханным посягательством на свои права.
Рисунок Миссъ (Ремизова А.В.), начало ХХ века
Сначала он хотел сказать, что она принадлежит ему, как и любая женщина во дворце, и что она недавно была рабыней! «Но невольница не выбьет из рук султана кристалл судейской власти, — подумал он. — И не отважится даже совершить попытку такого притязания!» Он вспомнил, что с момента венчания с ней еще ни разу не посещал ни одну другую свою жену.
Он в душе выбирал между всеми и ей одной. Он желал ее. Подумал, что это шутка. Но по ее лицу понял, что дело это вполне серьезное, и спросил:
— А что бы ты сделала, если бы я отказал?
То, что он употребил оборот «сделала бы», вместо «сказала бы», остановило ее. Она поняла, что теперь решается вопрос всего ее дальнейшего положения, всей жизни, и что с этой минуты влияние ее будет или беспрестанно расти до невиданных высот, или так же сужаться, пока она не окажется одной из тех жен-невольниц, которые служат украшением и забавой, пока не завянут.
Все, что она вынесла из своего дома, поднялось в ней при мысли об этом падении. Но она не хотела в этот решительный момент хоть как-то раздражать мужа. Поэтому ласково ответила:
— Я скажу тебе, когда ты откажешь.
— И исполнишь?
Голос ее задрожал, но через секунду набрал силу. Она ответила твердо, глядя ему в глаза:
— Сделаю!
Он задумался.
Подумал о европейских монархах, что жили без гаремов. Вспомнил о жизни пророка Мухаммеда, который долго жил с единственной женой, Хадиджей, что была старше его. Эта же была так молода! Какое-то внутреннее чувство справедливости проснулось в нем, словно ключ целебной воды пробился в скале. Он прикрыл глаза и сказал:
— Я исполню то, чего ты добиваешься.
Она уже была удовлетворена. Но не показала всей степени этого чувства. Может, из страха того, что осуществление этого необычайного решения султана наткнется на разные препятствия… Она задумалась.
Сулейман взял ее за руку и сказал:
— Ловлю на слове — ты обещала сказать мне, что сделаешь в случае моего отказа.
Она стала спокойно рассказывать об этом мужу, будто читала сказку:
— Я сделала бы то же, что делают женщины у меня на родине, если их мужья любят других.
В мыслях у него мелькнуло единственное слово: «Мисафир!» И он спросил:
— Что же?
— Я бы взяла маленького Селима и покинула бы дворец, столицу и твое государств, не взяв с собой ни одной драгоценности из подаренных тобой: ни жемчужных диадем, ни бриллиантовых перстней, ни синей бирюзы, ни шелковых одежд, ни денег!
— И чем бы ты жила в дороге, к тому же с ребенком? — спросил он. Она задрожала, ибо надеялась, что он спросит, по какому праву она забрала бы его сына? Но сразу успокоилась. Ведь его вопрос доказывал, что он больше любит ее, чем ребенка. Она спокойно стала рассказывать дальше, будто читала сказку.
— Чем же живут нищие женщины с детьми? Я бы варила еду больным в приютах и иностранцам в караван-сараях, стирала бы белье в больших банях.
