Тери Браун - Зимний цветок
К дому Кейти подъехали уже затемно. Ровена смутно помнила милую, но застенчивую горничную из мейфэрского особняка. Вполне в духе Виктории подружиться со служанкой. Да и Пруденс, как оказалось, водила с ней знакомство. Только сама Ровена, как обычно, осталась в стороне. Может, она всегда была «слишком поглощена своими мыслями»? С этим горестным откровением Ровена подошла к квартире Кейти.
Довольно скоро дверь приоткрыла худощавая женщина в возрасте, глянула в щелку на Кита и нахмурилась:
— Что тебе здесь надо, пьянчуга?
Затем заметила Ровену и распахнула в удивлении рот. Дверь тут же открылась нараспашку.
— Мисс Ровена! Какими судьбами?
— Мы знакомы? — удивленно подняла брови Ровена.
— О, конечно нет, мисс. Прошу прощения. Несколько раз видела вас издалека. Я мама Кейти. Заходите же скорее.
Женщина проводила гостей в комнату со сводчатыми дверями с обеих сторон, не забывая бросать на Кита недовольные взгляды. В одной из дверей стояла Кейти в капоте и недоуменно моргала со сна.
Ровена не стала тратить время на любезности.
— Вы видели сегодня Викторию?
— Нет, — покачала головой Кейти. — Мам, она не заходила днем?
— Нет, я не видела ее уже неделю. Она навещала нас только раз после той поездки.
— А вы знаете, где она может быть? — упавшим голосом спросила Ровена. — Сестра получила утром записку, сказала, что надо срочно отлучиться, и никто ее больше не видел.
— Лотти! — крикнула Кейти в направлении одной из дверей. — Виктория приходила сегодня на работу?
— При мне ее не было.
На пороге появилась женщина в просторной ночной сорочке и чепце. При виде Кита она покраснела и скрестила на груди руки.
— Не могли бы вы дать мне адрес конторы, где работает сестра?
Если Виктория не появится сегодня, с утра надо будет первым делом наведаться в ее организацию.
Мать Кейти принесла листок бумаги и карандаш, и Лотти, довольно неохотно, записала улицу и номер дома.
— Ты знаешь, где живет Пруденс? — спросила Ровена у бывшей горничной. — Может, Виктория решила заночевать у нее.
— Конечно, сейчас напишу адрес.
— Спасибо за помощь, — поблагодарила на прощание Ровена. — Если сестра заглянет к вам, передайте, что мы ее ищем и очень волнуемся.
Женщины пообещали сразу же сообщить обо всех новостях, и Ровена с Китом заторопились к машине.
— Вам не показалось странным, что эта особа в ночной сорочке не хотела давать нам адрес женского общества? — спросила Ровена, когда они устроились на заднем сиденье.
— Не знаю. Я не мог оторвать глаз от ее чудного чепчика.
Ровена закатила глаза:
— Ладно-ладно. Вы правы. Она явно написала его с большой неохотой.
— Да. Когда найдем Викторию, надо будет хорошенько расспросить ее об этом обществе.
— Ей нравится там работать, но она не рассказывала, чем именно занимается, — задумчиво протянул Кит.
Автомобиль остановился у лавки бакалейщика, и Ровена со вздохом обратилась к шоферу:
— Кажется, вы ошиблись. Или нам дали неверный адрес.
— Мисс, я думаю, что леди, которую вы ищете, живет в квартире над лавкой, — снисходительно пояснил водитель.
Ровена нахмурилась. Жить над лавкой? Ох, Пруденс. До чего я тебя довела?
* * *— Ничего не хочешь мне рассказать?
Вопрос мужа пригвоздил Пруденс к полу. Сердце заколотилось, и она судорожно сглотнула. В памяти тут же всплыл поцелуй с Себастьяном.
— Не знаю, о чем ты?
Они стояли в спальне. Эндрю отработал в порту целый день и хотел лечь пораньше. Поскольку у них еще гостила Сюзи, Пруденс взяла за правило навещать мужа перед сном, чтобы провести несколько минут наедине. Эндрю стоял спиной к ней у маленького комода, выделенного под его вещи. Наряды Пруденс занимали весь шкаф.
Неужели муж узнал о поцелуе? Лицо залило краской стыда. За последние дни она с трудом, но сумела изгнать из головы мысли о Себастьяне. Незачем напоминать о нем Эндрю — муж только обидится. К тому же Пруденс точно знала, что повторения не будет, никогда. Она считала поцелуй заменой тому, что должно было произойти в тот давний полдень, когда лорд Биллингсли впервые намекнул ей на свои чувства.
Эндрю повернулся. В руках он держал рубаху, на лице отражалось недоумение.
— Я не ношу такие рубашки. Зачем ты купила мне дюжину новых? Мне они не нужны, да и лишних денег у нас нет.
От облегчения у Пруденс подкосились колени, и она с размаху плюхнулась на кровать. Эндрю присел рядом, все еще обиженно разглядывая обнову. Пруденс прижалась к мужу, глубоко вдохнула. От мягкой, потертой сорочки пахло чистотой и мылом. Глаза налились слезами. Чем она заслужила его доброту?
— Я испортила твои рубашки, — призналась Пруденс. — Насыпала много синьки, и они окрасились. Не хотела тебе говорить… Виктория и так невольно выдала, что я неумеха в домашнем хозяйстве. Поэтому я пошла и купила новые сорочки и простыни.
— А простыни тоже испортились?
Пруденс кивнула и прижалась щекой к груди Эндрю. Его голос звучал как-то сдавленно, и она не решалась поднять глаза. И как ей пришло в голову целоваться с Себастьяном? Ведь она мечтала стать Эндрю хорошей женой, а в итоге то и дело портила белье, пережаривала обеды и засматривалась на других мужчин. «Когда я превратилась в столь ужасную женщину?» — с ужасом подумала Пруденс.
Из груди Эндрю вырвался смех, и она испуганно отстранилась.
— Что такое?
— Почему ты не сказала мне, глупышка? Или ты боялась, что я разозлюсь?
По щекам потекли слезы радости и в то же время унижения.
— Я не хотела, чтобы ты разочаровался во мне.
Эндрю прижал жену к груди:
— Как я могу разочароваться в тебе? Неужели ты не понимаешь, почему я на тебе женился? Если бы я искал домохозяйку, в Саммерсете достаточно служанок на выбор. Но я выбрал тебя, разве не так?
— Почему? — невнятно пробормотала Пруденс в грудь мужа.
Тот ненадолго замолчал.
— По двум причинам, — наконец признался он. — Ты же знаешь, что я родился в бедной крестьянской семье. Родители не признавали книжной премудрости, и после начальной школы мне пришлось учиться самому, втихаря. Я не хочу, чтобы детям довелось повторить мой путь. Хочу дать им большее. И тут появилась ты — умная, образованная, настоящая леди. Я даже не мечтал познакомиться с подобной женщиной. Только тебе я доверил бы воспитание своих детей.
Пруденс едва сдержала нахлынувшую нежность.
— А вторая причина? Ты говорил о двух.
— Твои глаза, — ласково выдохнул в ее волосы Эндрю. — В них жила печаль. Мне захотелось стереть ее и сделать все, что в моих силах, чтобы грусть не возвращалась.
