Кэтрин Коултер - Наследство Уиндемов
Сколько же это может продолжаться? Ему вдруг стало скучно и захотелось разбить ее оцепенение.
— Тебе не кажется странным говорить о рецептах Баджи в такой момент?
— О чем же я должна говорить, по-твоему?
— Мне хочется знать, где твой прежний холодный и высокомерный вид, почему он вдруг нарушен этим расслабленным сюсюканьем о кулинарных рецептах?
— Я заговорила о них, лишь чтобы нарушить неловкое молчание. Так о чем же ты хочешь, чтобы я говорила?
— Я хочу, чтобы ты говорила обо мне, о том, как я обошелся с тобой, что ты получила от меня и что дала мне, как тебе было хорошо со мной.
Она смотрела куда-то поверх его плеча.
— Ты знаешь, как засахаривают китайские яблочки и сливы?
— Нет, этого я не знаю.
— Ты не должен забывать, что правильно приготовленная еда — это своего рода лекарство. Баджи знает очень много разных диет: что и как надо принимать в зависимости от определенного заболевания…
— Замолчи, — сказал он, приподнимая ее подбородок. Марк поцеловал ее очень нежно, без всякой страсти, и ей пришлось подавить в себе опять возникшее томление. Дукесса ненавидела себя за такую несдержанность и злилась, что Марку удавалось разжечь в ней желание мгновенно. Наконец он оставил ее.
— Одевайся, кажется, все конюхи уже поняли, что здесь происходит. Давай, я помогу тебе. Надо снять солому с волос, вот так. Полагаю, мне следует забрать этот носовой платок, чтобы он не напоминал тебе о разнузданных минутах страсти в конюшнях, где ты вела себя как кобылица, которую покрывает жеребец.
И тут вдруг что-то в ней взорвалось. Дукесса почувствовала возрастающую ярость. Никогда в жизни она еще не испытывала такого гнева. Ей казалось, что сейчас взорвется все ее спокойствие и невозмутимость, все то, что она сдерживала в себе с девяти лет, с того дня, когда подслушала разговор двух служанок. Дукесса как будто снова видела этих двух женщин, судачивших о ней и ее маме; вновь ощутила себя маленькой и незащищенной перед ненавистью графини. Презрение графини убивало, душило ее, нависая даже сейчас над ней каким-то мрачным покровом. Это было невыносимое чувство.
Потом она вспомнила тот момент, когда Марк назвал ее Дукессой и как все охотно стали называть этим именем ее, маленькую, невероятно гордую и независимую девочку. Уже тогда она почувствовала себя прекрасной розой из сада своей матушки, осознала свою силу и умение влиять на окружающих. Как недавно признался ей Марк, ему и в голову не приходило, как Дукесса могла чувствовать себя в детстве незащищенной.
Разве теперь она уже не Дукесса? Необходимо что-то предпринять, прямо сейчас, немедленно! Ее нервы были обнажены и натянуты до предела.
Она наблюдала, как Марк прошелся по комнате и потом уселся на стул в надменной позе, вытянув ноги в сапогах и скрестив на груди руки.
— Одевайся! — приказал он. — Ты должна показать мне свое женское искусство обольщения, я хочу увидеть, насколько ты талантлива в этом. Одевайся не спеша, кокетливо поворачивая головку, призывно покачивая бедрами, приподнимая грудь в вырезе лифа. Давай, соблазняй меня. Ты способна на такие вещи, Дукесса?
Она неотрывно смотрела на человека, которому отдала себя, которому дала богатство и право продолжения рода Уиндемов. Но вместо благодарности он вел себя с ней как тиран, дикарь. Никогда раньше она не предполагала, что одно человеческое существо может так унижать другое. Он считает ее по-прежнему ничтожным бастардом, над которым можно издеваться как угодно и который обязан с покорностью сносить все унижения.
Странно улыбаясь, она осматривалась в комнате, отыскивая какой-нибудь тяжелый предмет. Если бы здесь оказалось ружье… Вдруг ее взгляд упал на хлыст. И уже через мгновение, схватив его, Дукесса бросилась к Марку, безумно крича:
— Проклятый ублюдок! Думаешь, я позволю тебе безнаказанно унижать меня?! Или считаешь, что тебе все позволено?! Я ненавижу тебя, слышишь, Марк… Никогда тебе больше не удастся надругаться надо мной! Никогда!
Размахнувшись, она резко хлестнула его. На какой-то миг Марк замер, не веря словам, которые сорвались с ее языка, не чувствуя боли от удара. Он не мог поверить, что эта разъяренная бешеная тигрица — Дукесса, женщина, которую он знает уже десять лет.
— Желаешь, чтобы я соблазняла тебя, прыгая и откалывая разные забавные штуки, мой хозяин, мой повелитель? — кричала она, запыхавшись, размахивая перед ним хлыстом. — Проклятый ублюдок! — Она снова хлестнула его, и он увидел дыру, на сюртуке и рубашке.
— Довольно, черт побери! — крикнул он, отскакивая в сторону. — Что вдруг случилось с тобой? Всего минуту назад ты была спокойная и покорная, как глупая корова.
— Не смей называть меня глупой коровой, самодовольный дурак, — крикнула она, вновь стегнув его хлыстом. Он хотел броситься на нее, но она ловко отскочила в сторону и еще раз хлестнула его, рассекая одежду.
Марк не мог поверить в реальность происходящего.
— Прекрати, Дукесса! — кричал он голосом невероятно резким и властным. — Еще один удар, и ты горько пожалеешь об этом.
— Ты заслужил это, и я засеку тебя, глупый, неблагодарный болван. Боже, думать, будто я спасла тебя! Я буду бить тебя, пока ты не упадешь передо мной на колени. — Заметив в углу упряжь с металлическими заклепками, она схватила ее и со всей силы ударила его по голове. Раздался клацающий звук металла. — Вот что тебе нужно, вот что ты заслуживаешь! — в исступлении кричала она.
Какое-то мгновение Марк еще продолжал изумленно смотреть на нее, прижимая руки к голове, а потом вдруг рухнул к ее ногам как подкошенный, потеряв сознание.
Дукесса почувствовала себя могущественной амазонкой. Опустившись на колени, она послушала его сердце. Это были обычные ровные удары. “С ним все в порядке. Проклятый ублюдок!” — подумала она, отбрасывая упряжь.
Дукесса поднялась и быстро оделась. Выходя, она улыбнулась, несмотря на ужасное настроение и плачевное состояние, бросив последний взгляд на его изорванные в клочья сюртук и рубашку.
Начал накрапывать дождь, небо закрывали грозовые облака, и ветер раскачивал ветви лип и кленов. До ночи еще было далеко, но на улице было почти темно. “Похоже на ночь Бельтана, которую описывал монах”, — подумала она и вдруг рассмеялась, закидывая голову и ловя губами капли дождя, растекавшиеся по ее лицу и блестящей черной косе, закрученной вокруг головы. Она чувствовала себя теперь хозяйкой положения.
Глава 17
Дукесса сидела в Зеленой гостиной, в камине пылал огонь, и тяжелые драпировки на окнах были опущены. Она чувствовала себя очень одинокой в этот предсумеречный час. Мысли ее витали вокруг Марка. Что с ним теперь? Пришел ли он уже в себя? Возможно, как раз в этот момент он возвращается в дом… Не выйти ли ему навстречу? Нет, увидев его, она сразу рассмеется ему в лицо. Уж лучше оставаться здесь, у камина, наслаждаясь теплом и покоем.
