Хизер Гротхаус - Нежная обманщица
Монахи переглянулись, затем один из них заявил:
— Пятьдесят золотых монет возместят труды сестры за две недели.
— Вы получите десять, — непреклонно произнес Ник. — Подождите у конюшен. Кастелян принесет деньги.
Монахи поклонились и начертали в воздухе крест.
— Да благословит тебя Бог, благородный господин. Да не оставит Он тебя своей милостью в это…
Ник развернулся и пошел прочь, не слушая фальшивые пожелания. Тристан — очень решительно и непреклонно — вызвался проводить незваных гостей до конюшни. Двери зала захлопнулись.
Ивлин все еще стояла на коленях у ложа отца. Ник пошел к ней, испытав облегчение оттого, что Симона в кои-то веки ему подчинилась.
Николасу было невыносимо видеть ее рядом с бесчувственным телом Хандаара, всю в крови старого лорда, и знать, что она стала свидетельницей его страшных ошибок, приведших к смерти людей, которых он поклялся защищать.
«Я совсем запутался».
Слезы Ивлин высохли. Сейчас она сидела на камышах, поглаживая мех, который укрывал тело Хандаара. Ник присел рядом.
— Монахи ушли, — негромко сообщил он. — Они вернутся через две недели. Ты сможешь побыть с Хандааром.
— Благодарю вас, милорд, — ответила Ивлин, не поднимая на него глаз.
Милорд? Ивлин лет десять не называла его так. Может быть, это потому, что он оставил ее: не стал мужем, не защитил отца?
— Как ты живешь, Ивлин? — спросил Ник, надеясь, что она посмотрит на него. — Я не хотел оставлять тебя одну. Думал, что моя невестка…
— Она ушла с леди Симоной, — бесстрастно произнесла Ивлин, а потом все же взглянула ему в глаза. — С твоей женой.
Ник смотрел на нее, предчувствуя, как заноет сейчас сердце — у него другая жена, не Ивлин. Но боль не пришла.
— Да, Симона моя жена. Мы поженились в Лондоне несколько недель назад.
Ивлин прикрыла глаза, из-под темных ресниц по щеке скатилась единственная слеза.
— После всех моих писем? Почему ты не сказал мне, Ник? Почему позволил мне унижаться снова и снова? — Она открыла глаза, В их синих глубинах Николас увидел сверкнувшую искру. Ивлин перевела взгляд на отца и склонила голову. — Неужели это мое наказание? За то, что я оставила Обни и тебя? Теперь мой отец умирает, а дом разрушен…
Ник почувствовал, как сдавило грудь.
— Нет, Ивлин, ты не виновата. Тебе не за что себя корить. Я…
— Но в каждом моем письме…
— Я не прочел ни одного. — Наступила тяжелая тишина.
— Понятно, — наконец произнесла Ивлин. — Значит, я так сильно обидела тебя?
Ник не мог признаться Ивлин, что боль, которую он испытал после ее отказа, была вызвана не разбитым сердцем, а раненой гордостью, недовольством, что он не сумел выполнить просьбу матери и жениться, как Тристан, не обеспечил наследника отцовского достояния.
Он не мог сказать ей, что чувство, много месяцев назад принимаемое им за любовь, было лишь бледной тенью того, что он испытывал сейчас. Испытывал к Симоне.
Ивлин проницательно смотрела на старого друга. Прочла ли она правду в его глазах? Если да, то сумела это скрыть, а может, ей было уже безразлично. Она перевела взгляд на дверь его кабинета.
— Я бы хотела получить их назад. Мои письма, — не повышая тона, проговорила она. — Вдруг они попадутся на глаза твоей жене.
— Они уничтожены, — сказал Ник.
Ивлин кивнула.
Шаги на лестнице привлекли их внимание. Ник увидел, что спускается Хейт, и поднялся на ноги.
— Как себя чувствует леди Симона?
Хейт поджала губы.
— Я иду распорядиться насчет ванны. Она хочет проститься с братом и лишь потом вернется в зал.
— Значит, Минерва приехала?
Хейт кивнула, и он испытал невероятное облегчение, но длилось оно недолго.
— Да. Прости, Ник, но мне надо найти служанку, а потом заняться Изабеллой. — Хейт говорила холодно, но ее тон изменился, когда она обратилась к Ивлин: — Если хотите, я посижу с вами, леди Ивлин. Вот только управлюсь с делами.
Ивлин слабо улыбнулась:
— Леди Ивлин… Меня давно так не называли. Конечно, мне будет очень приятно, если вы посидите со мной. Благодарю вас.
Хейт быстро пошла в сторону кухни.
— Оставь меня, Ник, — отворачиваясь к Хандаару, попросила Ивлин. Казалось, она не могла больше смотреть на Ника. — Я должна побыть с ним с глазу на глаз.
— Я не могу, — ответил Ник. — Если он проснется…
— Я закричу так, что затрясутся стены. Уверяю тебя, никто сильнее меня не жаждет мести за моего отца, — с горечью сказала Ивлин. — Иди к жене. Оставь меня.
Ник направился к лестнице, но у подножия остановился. Как же ему попросить прощения у Симоны за свои жестокие слова? Как помириться с ней?
Он не знал и, гонимый стыдом и раскаянием, не стал подниматься, а вышел из зала.
Глава 21
Оказавшись в конюшнях, среди лошадей и воинов, готовящихся к походу, Ник отыскал полную бочку с дождевой водой, снял ремень и ножны, стянул с себя разодранный плащ и до пояса окунулся в холодную воду. Выпрямился, потер ладонями загоревшуюся кожу и еще дважды нырнул в бочку, чтобы до конца смыть кровь и грязь этих двух дней. Только тут он сообразил, что ему нечем обтереться. Сквозняк в конюшнях пробирал до костей. Ник выругался и замотал головой, чтобы стрясти воду с волос.
На плечи ему легло что-то теплое. Оглянувшись, Ник увидел Тристана с куском полотна и рубашкой в руке.
«Ну конечно, — мрачно подумал Ник, — разве Тристан может бросить своего маленького братика?» Но вслух лишь коротко поблагодарил брата.
— Монахи ушли, — сообщил Тристан.
Ник бросил намокшее полотенце на перегородку, взял рубашку, встряхнул ее: грубая, в старых пятнах, но чистая.
— Отлично, — пробормотал он, натянул на себя шерстяное одеяние и взялся за шнуровку. — Не хочу, чтобы они путались под ногами и канючили деньги. — Он подобрал ножны.
Тристан подошел ближе.
— Из Хартмура уезжает еще кое-кто.
Ник сорвал влажную ткань с перегородки и стал протирать лезвие меча.
— Вот как?
— Да. Кое-кто из гостей. — Тристан заговорил тише: — Сэр Бартоломью уверил их, что ты навлек на себя беду. Хартмур подвергнется набегу. Бартоломью намекал, что следует обратиться к Вильгельму.
— Бартоломью, эта жирная крыса, меня не волнует, — заявил Ник, начисто протирая меч. — Вильгельм не станет слушать его болтовню. Уоллесом Бартоломью движет зависть и жадность.
— Возможно, — задумчиво протянул Тристан. — Однако кое-кто из лордов к нему прислушивается. Многие уже отослали жен и слуг, а другие говорят, что надо убираться.