Элизабет Чедвик - Победитель, или В плену любви
Александр смотрел на своего брата с тревогой. То, что сказал Харви, было прагматично и верно. Но как-то не хотелось думать о Манди как замужней и живущей в другом месте…
— Она вовсе не должна выходить замуж. Мы можем защищать ее честь, и она имеет часть состояния Арнауда как гарантию.
Харви покачал головой.
— Я — только ее опекун. Мужчины, в том числе ле Буше, понимают, что они имеют шанс заполучить больше. Она — внучка Стаффорда, и она имеет шансы на приданое. Она молода, невинна и симпатична. Нетрудно сообразить, что все это вместе делает ее ценным призом. — Он отвернулся резко к Солейлу и продолжил возиться с жеребцом.
— И где ты собираешься искать человека, чьи средства к существованию достаточно солидны? — спросил Александр как бы небрежно.
— Я не знаю, — голос Харви стал злым и раздраженным. — Но ты, забивая ей голову понятиями и вещами, далекими от обыденной жизни, совсем не облегчаешь мою задачу.
— Она попросила, чтобы я научил ее. По ее собственной воле она хотела научиться писать. Нельзя отказывать человеку, который стремится к совершенствованию.
С этими словами Александр сел на Самсона и поскакал, разогревая коня. Он был глубоко взволнован мыслями о Манди, представляя кандидатуры для выбора мужа. Не было никого даже отдаленно подходящего, и меньше всего — Удо ле Буше. Сама мысль об этом заставила его передернуться. И все же Харви был прав, называя ее ценным призом. И это также была мысль, которая до сих пор никогда не приходила в голову Александра.
Манди налила вино в два кубка и вручила один из них Александру. Ее мысли оживились, наполненные новым знанием. В ее движениях и голове была легкость, словно она была пьяна.
В тот полдень турнир проходил удачно для мужчин, и они приняли несколько богатых выкупов от французских рыцарей. Все повеселились вокруг общего костра с танцем и пением. Потом Харви ушел в темноту с одной из женщин, а Александр сопроводил Манди назад к их палатке. Затем, со странным, глубоким блеском в глазах, он разложил письменные принадлежности и продемонстрировал ей арабскую систему цифр.
Манди нашла идею забавной, а символы — намного более простыми для использования в вычислениях, чем неуклюжие римские цифры.
— И это вам тоже преподавали в монастыре? — спросила она, усаживаясь рядом с ним.
Александр отрицательно покачал головой и выпил вино быстро, так, как он всегда делал после турнира. Обычно ему требовался целый вечер, чтобы вернуть нормальный темп его уму и телу. Сейчас Манди могла ощущать лихорадочную напряженность в нем, и ее собственные эмоции нуждались в ответном понимании.
— Я выучился сам, — сказал он. — У нас была рукопись, скопированная монахом по имени Аделяр Бас. Это был трактат по использованию арабских цифр. Некоторые думали, что это заклинания черной магии, но это только меня раззадорило, и я решил научиться пользоваться ими. — Он поднялся, чтобы взять бутылку, вернулся и снова наполнил свой кубок. — Харви полагает, что я не должен учить тебя всему этому. Он говорит, что это заставит тебя думать о вещах, непригодных в твоей повседневной жизни.
Манди горько засмеялась.
— Только то, что ты показываешь мне, делает повседневную жизнь терпимой, — объявила она, мотнув головой. — Наверное, он думает, что я не должна иметь никаких забот, кроме прялки да котелка!
— Он думает, что ты будешь не удовлетворена своей судьбой, если будешь знать больше о жизни. — Он откинулся назад на табурете и стал качать одной ногой.
Манди засмеялась снова. Она осушила свой кубок и стукнула его оправой по бутылке, которую он все еще держал.
— Он немного опоздал. Как я не могу знать, когда я вижу это каждый день в людях, которые прибывают, чтобы наблюдать турниры, — в лордах, у которых есть деньги, чтобы нанять кого-нибудь вроде нас, чтобы умереть за них? Конечно, существует нечто большее, Мы знаем это…
— В глубине души Харви тоже это знает, — сказал Александр.
Они допили вино.
Очеломник особенно досаждал; Манди, ощутив прилив смелости и какой-то непокорности, выдернула костяную закрепляющую булавку и сбросила покров.
Волосы упали каскадом до бедер, мерцая оттенками бронзы и золота. Она увидела, что глаза Александра расширились.
— Что-то не так? — У Манди заплетался язык, и она решила, что не слишком было мудро пить наравне с Александром.
— Ты не часто снимаешь свой покров, даже передо мной или Харви.
— Ты возражаешь?
Он покачал головой.
— Я думаю, как жалко, что ты обречена носить это. У тебя прекрасные волосы.
Манди, расправляя пряди, изучающее взглянула на Александра и спросила себя: принимать ли его слова как ни на что не претендующий дружеский комплимент или читать в них большее.
Через какое-то время она сосредоточилась и сказала рассудительно, чуть излишне старательно выговаривая слова:
— Я предполагаю, что покров на волосах действует как защита. Это делает меня как бы чуть отстраненной в глазах людей. Я знаю, что среди женщин знатного происхождения все более распространяется мода показывать свои волосы, но при той жизни, которую мы ведем, я не осмеливаюсь.
Она поднялась на ноги, намереваясь поставить пустой кубок на полку, но от внезапного движения энергии вина в ее крови у нее закружилась голова. Она споткнулась и затем наткнулась на ногу Александра. Так как он в это время откинулся назад на табурете, то потерял равновесие, и они оба повалились на пол шатра, рядом с опрокинутым табуретом и винной бутылкой, содержимое которой вылилось на землю.
Александр приподнялся на локте.
— С тобой все хорошо?
Манди чуть растерянно смотрела на него.
— Да. — Она слышала свои слова, хотя на самом деле ее голова кружилась. — Не думаю, — хихикнула она, громко икнула, потянулась за кубком и выпила остаток вина.
Он убрал волосы с ее лица.
— Ты выглядишь настолько другой с непокрытой головой…
— О чем это ты? — Звук его голоса вызывал нескромное, тающее ощущение внизу живота.
— В моих объятиях сейчас не чопорная уравновешенная сиделка, там — девушка, более прекрасная, чем Изольда, Джиневра и любая другая женщина, когда-либо увековеченная трубадуром. — Рука, поглаживая, перемещалась вдоль ее волос и остановилась, слегка касаясь ее тела.
Манди хихикнула снова и подтолкнула его руку, которая коснулась как будто случайно округлости ее груди. Она чувствовала жар и головокружение.
— Ты… Ты только говоришь это.
— Нет, это правда, я клянусь в этом на моем сердце. Почувствуй. — И, взяв ее руки, он положил их на свою грудь.
