Барбара Картленд - Скучающий жених
Всепоглощающий экстаз, который впервые посетил ее в момент опасности в сарае, пронзил ее, словно удар молнии. Но теперь вся она наполнилась восторгом, торжествующим ликованием. Ее губы, жаждавшие его поцелуев, прильнули к его устам, и в недрах ее тела вспыхнул мучительный огонь, мгновенно охвативший всю ее целиком.
Когда их губы наконец разомкнулись и маркиз взглянул на девушку, он подумал, что ему никогда не доводилось видеть столь лучезарного женского взгляда.
– Моя прекрасная возлюбленная! – воскликнул он. – Моя храбрая, нежная, идеальная женушка!
Его по-особому звучащий голос заставил ее отвернуться в смущении.
– Так получилось лучше? – прошептала она.
Он улыбнулся, прикасаясь к ее волосам.
– Это был самый восхитительный поцелуй в моей жизни, – ответил он. – Но я должен кое-что объяснить вам, моя любимая. Любой мужчина для развлечения ищет женщину искушенную и ловкую, а жену желает иметь чистую, не знающую других мужских прикосновений – кроме его.
Сжав ее в объятиях, он с воодушевлением продолжал:
– Я убил бы любого мужчину, который дотрагивался до вас в прошлом, и, клянусь, уничтожу любого, кто попытается сделать это в будущем! – Он еще крепче сомкнул объятия и добавил: – И еще, моя милая: вы моя, и если я поймаю вас на том, что вы бросаете кокетливые взгляды из-под ресниц на кого-то кроме меня, – я вас поколочу!
Его властный тон удивил Лукрецию. Маркиз, которому, казалось, слова давались с трудом, сказал:
– А теперь, моя милая, я должен сообщить вам наши планы, пока я сам о них еще не забыл. Мы задержимся здесь еще на некоторое время, а потом выйдем в море и пойдем вдоль побережья до Дувра. Премьер-министр попросил меня заняться расследованием деятельности контрабандистов. Эти преступления приобретают такие масштабы, что не могут не вызывать тревогу. Ведь из-за них Наполеону достается наше золото, и на это золото он и продолжает вести войну.
Лукреция подняла голову.
– Насколько это опасно? – спросила она.
– Не настолько, чтобы вы могли волноваться, – заверил маркиз. – Мне поручено лишь расследовать их деятельность, а вот прекратить ее и схватить преступников – миссия военных.
Заметив, как страх исчезает из ее глаз, он добавил:
– Но если мне будет угрожать опасность, мне придется взять вас с собой для защиты!
Лукреция засмеялась, а он продолжал:
– А после этого мы, наверное, смогли бы провести лето в Мерлинкуре.
Заметив, как у нее от радости заблестели глаза, он добавил:
– Вам больше не придется оставаться за воротами, моя милая, вы будете в поместье, вместе со мной. У нас там будет так много дел! Особенно если мы хотим, чтобы сокровища, подаренные мне вашим отцом, заняли достойные места, которые принадлежат им по праву.
– Я была бы счастлива заниматься этим и жить в Мерлинкуре, если это не покажется вам скучным.
– Вы на самом деле думаете, что я буду с вами скучать? – спросил маркиз. – Милая моя, я влюблен. Впредь, находясь вместе со мной, вы никогда не должны бояться того, что у вас будет скучающий супруг.
Он поцеловал ее в щеку, потом коснулся губами ее нежной кожи на другой щеке и сказал:
– Вместе! Это важное слово. И ночью мы тоже будем вместе. Так что, вне сомнения, вам не будет одиноко и не понадобится телескоп!
Сжав ее в объятиях, он тихо добавил:
– И не нужна будет подушка, разделяющая нас.
– Вы… вы тогда ее забрали, – с упреком сказала Лукреция.
– Да, я ее убрал. Вы были такая теплая, нежная и восхитительная, что мне хотелось быть ближе к вам.
– А почему вы не сказали об этом мне? – спросила Лукреция. – Я думала, что вы меня не хотите. Вы и слова не сказали, чтобы дать мне понять, что я желанна… Ни слова за все то время, что мы были во Франции вместе. Вы ни разу не поцеловали меня. В то утро, проснувшись, я подумала, что потеряла вас навсегда.
– Это невозможно, моя драгоценная, – возразил маркиз. – И если б вы только знали, как трудно мне было сдерживаться и не дотрагиваться до вас, не целовать вас.
Он замолчал, почувствовав, что его слова вызвали в ней трепет, а затем продолжал:
– Я боялся, что напугаю вас, когда мы останемся наедине, и я не был уверен, что вы меня любите! Но мне почему-то было трудно сказать вам, что вы самая красивая женщина, которую я когда-либо видел!
– Вы правда так думаете?
– Вы красивее, чем может быть любая другая женщина! – воскликнул маркиз. – Когда я увидел вас впервые, вы напомнили мне мадонн на картинах ранних итальянских мастеров, я почувствовал, что открываю для себя нечто уникальное… Мне показалось, что я нашел то чудо, которое искал всю жизнь. Но когда вы дразнили и провоцировали меня, мне становилось страшно.
– Страшно?
– Что до меня вас могли любить другие мужчины…
– А это было для вас так важно?
Он прижал ее к себе с такой силой, что ей стало трудно дышать.
– Это было бы важно для меня. Я хотел, чтобы вы принадлежали только мне. Я мечтал, чтобы вы не были такой распущенной, как те женщины, которых я знал прежде.
Лукреция смотрела ему в глаза. Он нежно сказал:
– Когда эти пьяные негодяи оскорбили вас, а вы не поняли, чего от вас хотят, я понял, что вы лишь дитя. В то же время я убедился: вы та женщина, чей идеальный образ я ношу в своем сердце.
– Это мне не грезится? Это все происходит на самом деле? – спросила Лукреция. – Вы любите меня?
Это была фраза ребенка, который хочет, чтобы его ободрили.
– Я люблю вас всем сердцем, всей душой, – ответил маркиз. – Это то, что я рекомендовал вам требовать с любого мужчины, желающего «заняться с вами любовью». И эти чувства я обращаю к вам. – Он глубоко вздохнул и продолжил: – Когда мы лежали рядом на кровати на той французской ферме, и прошлой ночью, когда я вас раздевал, думая, что вы самое обворожительное создание, которое я видел когда-либо в жизни, я вел себя по-джентльменски – как обещал вам!
Он помолчал, а затем продолжил тихо:
– Но, Лукреция, мне очень наскучило вести себя по-джентльменски.
Маркиз ждал от нее ответа. Потом, покраснев и опустив глаза от смущения, она прошептала так, что только он мог слышать:
– Мне не хотелось бы, чтобы вы и дальше скучали, милорд.
Он вскрикнул, и это был возглас триумфа и восторга, восторга человека, который осознал, что он счастлив.
Потом он обнимал ее, прижимая к сердцу, и вынимал шпильки из ее волос, чтобы они рассыпались у нее по плечам, ниспадая до талии.
– Как ты прекрасна, моя милая! – глухо сказал он. – Я хочу целовать всю тебя – с макушки, пахнущей фиалками, до подошв твоих бедных, измученных крошечных ножек. Но пока я не могу оторваться от твоих зовущих губ, потому что они пленяют меня так, как ни одни женские губы не пленяли прежде!
