Элоиза Джеймс - Укрощение герцога
– И что он сделал?
– С минуту он просто глазел на меня, а потом сказал, что мне больше не представится случая выйти замуж и лучше, если мы поговорим с ним начистоту. Он сказал, что мог бы осчастливить меня, а без него мне это не суждено. Едва ли кто-нибудь захочет на мне жениться, особенно в Англии.
– Что за осел! – проговорила Имоджин бесстрастно.
– Он сказал, что в Англии есть определенные стандарты, – ответила Джози, и похоже было, что она снова впала в слезливое настроение, но совладала с собой, попытавшись глубоко дышать. – Я, конечно, не стала бы прибегать к такой низости и лечить его лошадиным лекарством, если бы он не добавил, что видел, как я ем, и пришел к выводу, что пищу я предпочту любому мужчине. И тогда… тогда я приняла решение.
– Хорошо. Он это заслужил.
– Но все, что он сказал, – правда. Я действительно люблю шотландскую еду. Пока я там была, я ела и ела, и мисс Флекно все время говорила, что мне надо есть по утрам огурцы с уксусом, а я не хотела этого делать, потому что повар Эвана утром подавал свежие овсяные лепешки, копченую селедку и ветчину, и, прежде чем я успевала подумать, я уже наедалась.
– Ты не можешь есть огурцы с уксусом! – сказала Имоджин. – Что за нелепая идея!
– Она говорит, что дочь герцогини Суррей потеряла таким образом три стоуна. Что у меня нет силы воли и, если не перестану есть, я никогда не выйду замуж.
Имоджин снова принялась массировать спину сестры и решила поговорить с Рейфом о мисс Флекно.
– Если ты целый день не будешь пить ничего, кроме уксуса, дорогая, ты, вероятно, умрешь. Просто истаешь.
Но убедить Джози не удалось.
– До этого мне очень далеко. Я могу остановиться где-то на полпути между моим теперешним состоянием и могилой.
– Это небезопасно. Кроме того, ты покроешься сыпью.
Это был веский аргумент, и Имоджин тотчас же это поняла.
В прошлом году у Джози случилась такая неприятность с сыпью, но сейчас ее кожа была безупречной и гладкой, как ирландские сливки.
– По всему лицу, – добавила Имоджин. – И это будет красная и липкая сыпь.
– Может быть, мне просто вообще перестать есть? – сказала Джози, слегка посапывая. – Я не смогу выезжать в свет, если люди будут называть меня за моей спиной шотландским поросенком. Я просто не смогу. Предпочту остаться старой девой, как мисс Флекно.
Имоджин рассмеялась в ответ на эти слова.
– Мисс Флекно сама как уксус, который она пытается заставить тебя пить. С ней никто не захотел бы остаться.
– Со мной тоже.
– Это неправда. Ты красивая молодая женщина. Ты хороша собой, и у тебя есть все изгибы, необходимые женщине. К тому же ты веселая и любящая.
– Хотела бы я, чтобы это было правдой, – сказала Джози с тяжким вздохом. – Но все мои изгибы выпирают наружу. А после Шотландии они стали еще мощнее и рельефнее. И мне пришлось уехать. Не понимаю, почему у меня не хватает силы воли, а похоже, что у всего остального человечества она есть. Даже мерзкий брат Крогана не такой круглый, как я.
– Мы напишем Аннабел и кое-что ей расскажем. Вероятно, она беспокоится.
– Сомневаюсь. Она все время лежит и спит, когда не ест. Но она носит младенца. Для меня же оправдания нет.
– Аннабел никогда не была стройна, как женщины, изображенные в «Белль ассамбле»[15]. И тем не менее у нее не было проблем с поклонниками. Всегда находились мужчины, желавшие ее.
– Но я-то полнее ее. У меня нет ни малейшего представления о том, как заставить кого-нибудь пожелать меня! – запричитала Джози.
– Ты завтракала нынче утром?
– Я никогда больше не буду есть. Я покончила с этим вчера вечером.
Имоджин вздохнула и спустила ноги с кровати.
– О! – воскликнула Джози. – От тебя и в самом деле разит вином.
– Это может случиться, если упадешь в винную бочку. Прошлой ночью я приняла ванну, но мне не хотелось ложиться спать с мокрыми волосами. Позволь мне быстренько почистить перышки, и мы вместе позавтракаем. Мир всегда кажется полным трагизма, пока не поешь. Все греческие драматурги, должно быть, писали свои трагедии в самый разгар голодного мора.
– Софокл много лет был на войне, – сказала Джози, слегка приободрившись. – Должно быть, он был на солдатском пайке.
Имоджин содрогнулась.
– Миссис Редферн, возможно, и не печет овсяных лепешек, как повар Эвана, но все-таки у нас есть кое-что получше солдатского пайка.
– Так каков мистер Спенсер? – спросила Джози. – Аннабел и я просто потрясены новостями и без конца обсуждали их, после того как получили твое письмо насчет пьесы. Мы должны сегодня же написать ей и не упустить ни малейшей подробности.
– Он воспитан и выглядит джентльменом.
– Есть ли в его внешности и поведении признаки того, что он незаконнорожденный? Ну, например, есть ли у него горб?
– Джози! Как ты можешь быть такой недоброй, особенно после истории, которую рассказала мне?
– Думаю, ты права, – согласилась Джози после минутной паузы. – Это несправедливо. Я просто нахожу все это интересным. Я никогда не знала никого незаконнорожденного, кроме старого Майкла в деревне. Ты его помнишь?
– Это был старик, имевший обыкновение сидеть возле колодца и бравший по полпенса за право набрать воду? И если вы отказывались дать, он плевал в колодец струей табачной жвачки.
Джози кивнула:
– Да, у меня есть только один этот очаровательный пример.
– Ну, считать, что каждый внебрачный ребенок должен быть похож на старого Майкла, – это все равно что ждать от всякой женщины стройности, как у леди Джерси.
Имоджин набросила халат и направилась в ванную. Голос Джози остановил ее:
– Может, ты питаешь настояшую склонность к брату Рейфа?
Имоджин остановилась, держась за ручку двери, но не обернулась.
– Он весьма привлекательный мужчина.
Имоджин вошла в ванную и закрыла за собой дверь.
Глава 22
Соблазнителя застали за очень личным делом
Рейф мог предположить, что многие джентльмены из числа его знакомых чувствовали бы себя неловко, после того как чуть не соблазнили свою подопечную. И напротив, были и такие, кто укорял бы себя за то, что не довел дело с молодой вдовой до конца. И даже самые закосневшие в грехах негодяи все-таки ощущали бы некоторую неловкость, встретив за завтраком вышеупомянутую подопечную.
Очевидно, людям следует носить фальшивые усы как можно чаще.
По правде говоря, он с трудом удержался от того, чтобы не попытаться прошлой ночью затащить Имоджин в свою спальню и сорвать с нее одежду, пропитанную вином. Но без фальшивых усов он мог сидеть напротив нее и есть яйцо совершенно безнаказанно. Как и Гейб, вкушавший у себя в спальне беспорочный сон.
