Королевский рыцарь - Шеррилин Кеньон
Как и Страйдер, он уже успел вылезти из своих доспехов и теперь был в просторном черном плаще поверх серой туники и малинового с золотом камзола с черными чулками.
— Похоже, сам Бог счел его невиновным. Она уловила в его голосе горькие нотки.
— Надеюсь, вы не слишком пострадали, милорд.
— Только гордость задета, но ее уже столько раз ранили, что я нисколько не сомневаюсь, что она и теперь быстро оправится. — Он отвесил ей поклон. — Я удаляюсь, миледи. Мне просто хотелось еще раз извиниться за свое недостойное поведение во время вашего вчерашнего визита.
— Забудьте об этом, милорд.
— Демьен, — поправил он ее. — Прошу вас, зовите меня Демьен.
Ровена снова сделала реверанс и склонила голову.
— Вы не доверяете мне?
— Вы вините меня за это? — спросила она.
Он рассмеялся — смех глубокий, завораживающий.
— Вы даже не подумали отрицать мои слова!
— А надо было?
— Большинство именно так и поступают. Должен признаться, что восхищен вами. Вы словно порыв свежего ветра в затхлой комнате.
У нее было такое ощущение, что он улыбается ей, и Ровене стало не по себе от того, что она не видит его лица.
— Доброго вам дня, миледи. Пусть он принесет вам только хорошее.
Ровена так и стояла посреди зала, завороженно и хмуро глядя ему вслед, пока у нее за спиной не прозвучал другой голос.
— Что ему от тебя понадобилось? — Рядом оказалась Зенобия.
Обе дамы молча наблюдали за тем, как Демьен подходит к двери, ведущей из замка на улицу.
— Он извинился, — ответила Ровена. Она до сих пор не могла поверить в это. Такие поступки не в его характере.
— За что?
— За то, что нагрубил мне вчера, когда я просила его не сражаться со Страйдером.
На лице Зенобии отразилось искреннее удивление.
— Не в его правилах извиняться перед кем бы то ни было.
— Ты его знаешь? — нахмурилась Ровена. Зенобия отвела взгляд.
— Что такое? — заволновалась Ровена. Слишком уж зловещий вид был у Зенобии.
— Я много знаю о тех, кого мой отец держал в своей тюрьме, и мне бесконечно стыдно за это, — прошептала Зенобия. — И мне ведомы не только те ужасные истории, которые рассказывают члены Братства, но и другие, которые я слышала от людей своего отца, — они обожали похваляться друг перед другом в жестоком обращении с пленниками.
Ровена с сочувствием тронула ее за руку:
— Ты поэтому помогла им бежать? Зенобия кивнула.
— Мой отец забыл, что моя мать была из другого народа. Мы не просто красивые куклы, что смирно сидят рядом со своими мужьями, мы не терпим несправедливости. Мы произошли от амазонок. Сражаться — наше право и наш долг, и у меня в ушах до сих пор звучат слова матери, которая внушает мне, что нельзя попирать ничье достоинство. Ее народ так говорил: либо уважай своего врага, либо отруби ему голову. Когда ты убиваешь врагов, они больше не причинят тебе вреда. Позволив им удалиться с честью, ты избавляешься от их ненависти. Но если ты оставляешь врага в плену и начинаешь измываться над ним, рано или поздно он непременно найдет способ отомстить тебе, и Господь тебя храни, когда он сделает это. Потому что нет ничего страшнее долго вынашиваемой мести.
— Твоя мать была очень мудрой женщиной, — кивнула Ровена.
— Да, это так. Ты очень похожа на нее.
— Я? — удивилась Ровена, услышав это сравнение.
— Да. Моя мать звала меня Карима. На ее языке это означает «маленькая обезьянка». Она, бывало, говорила, что я бегаю, кричу, бросаюсь вещами и надоедаю, пока не добьюсь своего. Она была спокойна и несокрушима, как скала, тверда в своих решениях и уверена в себе.
Ровена улыбнулась:
— Звучит куда приятнее, чем «упрямая, словно ослица», как говорит обо мне мой дядя.
Зенобия рассмеялась:
— Упрямство плохо лишь в тех случаях, когда вынуждает тебя идти против своих интересов.
— Как это?
— Помнишь, я говорила тебе о мужчине, которого люблю?
— Да.
— Он слишком упрям, и только поэтому мы до сих пор не вместе. Он ни в какую не желает принять то, что я ему предлагаю, и все бродит по свету в поисках мира, которого ему никогда не видеть. Иногда то, что мы хотим, и то, что нам нужно, — две совершенно разные вещи.
— Что ты пытаешься мне сказать?
— Если Страйдер выиграет конкурс трубадуров и тебе предоставят право самой выбирать себе мужа, кого ты выберешь?
Ответить не составляло никакого труда:
— Я выберу свободу, конечно же… по крайней мере до тех пор, пока Генрих не покусится на нее.
— Потому что она тебе необходима, или у тебя нет другого выбора?
Ровена отвела взгляд, когда уловила смысл речей Зенобии.
— Ни то, ни другое. Я предпочту свободу, потому что мужчина, которого я хочу, слишком похож на твоего. Он не останется со мной, а если я заставлю его, он будет презирать меня за это. Уж лучше состариться в одиночестве, чем выйти замуж за человека, который возненавидит меня за то, что я привязала его к себе против его воли.
К ее величайшему удивлению, Зенобия снова рассмеялась.
— Ты прямо как моя мать. — Она взяла ее за руку и потащила к лестнице. — Идемте со мной, леди Ровена. Я потеряла того, кого люблю, но ты… у тебя есть я, давай подумаем, что мы можем сделать с твоим возлюбленным.
— Думаешь, нам удастся его победить? Зенобия тяжко вздохнула:
— Попробуем.
Глава 13
Страйдер шел по арене для турниров, чувствуя себя среди рыцарей, словно прокаженный на пиру. Может, утренний бой и оправдал его в глазах закона, но для простых людей он до сих пор оставался убийцей.
Шепоток сплетен преследовал его, куда бы он ни направлялся. Дамы больше не бегали за ним толпами. Он, наверное, мог бы даже раздеться у всех на глазах догола, и ни одна женщина не посмела бы приблизиться к нему.
Оказывается, прослыть убийцей не так уж и плохо, в этом тоже есть свои плюсы…
Он вздохнул и увидел под деревом брата, одетого в оранжево-красных тонах. Кит сидел в полном одиночестве и наигрывал что-то на лютне, делая пометки на клочке пергамента.
Страйдер свернул в его сторону.
Тень Страйдера упала на него, и Кит поднял глаза.
— Неприятное ощущение, да? — сказал он Страйдеру.
— Какое именно?
— Чувствовать себя изгоем. Понимать, что люди заблуждаются насчет тебя и на самом деле ты совсем другой. — Кит криво усмехнулся. — Плохо, что у тебя нет старшего брата, который
