Наталия Орбенина - Увядание розы
Однажды их прогулке помешал хлынувший дождь, они промокли, зонты не спасли положения. Дачка, где квартировал бухгалтер, оказалась неподалеку, и Яблоков осмелился предложить спутнице переждать дождь и обсушиться в своем скромном жилище. Жилье и впрямь оказалось чрезвычайно скромным и убогим: две смежные комнатки, обставленные дешевой мебелью и обклеенные полинялыми обоями.
У стены продавленная кровать, покрытая байковым одеялом вызывающего розового цвета. На стене, на гвоздике вперемежку с олеографиями висела какая-то одежда. На столе стопочкой возвышались бумаги, кучкой лежали карандаши, видимо, бухгалтер и на даче не расставался со своими «цифирями» Оглядев жилище Яблокова, Вера вдруг приняла решение, тем более что вряд ли такая возможность представится еще. Ведь она не собиралась продолжать нелепое знакомство в Петербурге, куда они с отцом должны были вот-вот отъехать. Яблоков засуетился, побежал куда-то подогреть чай да растопить печь, чтобы высушить одежду. Вера, помедлив, сняла сначала шляпу, ставшую от воды бесформенной, а потом жакет, блузку и наконец тяжелую мокрую юбку. Вбежавший Антон Антонович оторопел, узрев предмет своих воздыханий, облаченный лишь в сорочку и панталоны.
Девушка стояла, повернувшись к нему спиной, расплетая мокрые пряди волос.
Яблоков заметался, он не знал, как поступить. В тесном и убогом жилище податься было некуда. Он робко кашлянул, Вера обернулась, но не предприняла никаких попыток восполнить отсутствие гардероба.
Эта смелость насторожила Яблокова, но только в первую секунду, потому как в следующий миг его сознание уже не могло сухо анализировать процесс. Как завороженный, он двинулся навстречу, оголенным плечам и рукам, перетянутой шелком груди, бедрам, спрятанным за кружевом панталон. Первый поцелуй пришелся неведомо куда, Вера отвернулась, чтобы не лицезреть выражения лица Антона Антоновича. Все последующие события оказались совсем малоприятными и очень-очень неэстетичными. Удовлетворив страстное чувство на Кровати с розовым одеялом, Яблоков долго отдувался и блаженно улыбался, будучи потным и таким же розовым. Вера поспешно одевалась в сырую одежду, содрогаясь от омерзения, холода и ощущения физической нечистоты. Зато она могла торжествовать. Путь к духовной и телесной свободе, по образу и подобию госпожи Бархатовой, открыт! Но только удовлетворения не наступило. ;
Антон Антонович между тем, не замечая неудовольствия возлюбленной Веруши, пребывал в полном восторге.
– Стало быть, теперь драгоценная моя Вера Вениаминовна, нам прямой путь под венец! – пропел он своим мягким голосом. – Правда, честно сказать, я не был готов к столь стремительному развитию сюжета, но если все так сложилось, я как человек честный и добропорядочный намерен тотчас же просить вашей руки!
Вера живо обернулась. Пожалуй, так даже и лучше. Пусть ее мужем станет именно такой вот бухгалтер Яблоков. Кто она сама по себе, без имени папы и мамы – да никто! Поэтому вполне уместно переменить громкую фамилию и стать некоей госпожой Яблоковой, Верой Яблоковой. И тогда конец мучениям и самоедству, она станет сама собой. Конечно, они не проживут вместе и месяца, но она будет внутренне свободна.
Отец утратит над ней власть…
Думая так, Вера насильно улыбнулась, окрыленный Яблоков соскочил с кровати и принялся помогать ей одеваться. Она с трудом переносила его неумелые прикосновения, борьбу с незнакомыми предметами женского гардероба, непослушными крючками.
– Как, вы сказали, вас зовут? – Вениамин Александрович в третий раз задал этот вопрос молодому человеку нелепого вида, явившемуся вместе с Верой после прогулки под дождем.
– Папа! – укоризненно произнесла Вера.
– Ты напрасно сердишься, моя девочка! Я в толк не могу взять, о чем вещает этот господин. У меня разом все из головы выскочило, ушам не верю! Вы изволите просить руки Веры? Руки моей, моей дочери! – Он остановился против собеседника и вперил в него горящий взор.
– Да-с, – смущенно улыбаясь, произнес Яблоков. – Я понимаю, сударь, ваше отцовское расстройство. Все некоторым образом получилось, так сказать, неприлично быстро, но не извольте беспокоиться, я непременно желаю жениться на Вере.
Не извольте беспокоиться, я вам предоставлю полный отчет и о своей жизни, о моих почтенных родителях, своих доходах! Семьсот рублей в год, сударь!
– Отчет о жизни! Семьсот рублей! – застонал Извеков. – Да вы вроде как не в своем уме, милейший Вы хоть понимаете, в какой дом, к кому пришли!
– Да-с, Вера говорила, что вы какие-то книжки пишете. Но это не страшно, мы вам мешать не будем, мы отдельно поселимся, – продолжал мямлить жених, с лица которого не сходила кроткая улыбка.
– Бред! Бред! Да я вам прямо говорю, Вера вам не пара!
– Но помилуйте! – Яблоков изумленно развел руки. – Отчего же? Мы с Верой Вениаминовной…
– Нет, не желаю этого более выносить! Простите и, ради Бога, уходите!
Антон Антонович испуганно попятился.
Ему показалось, что его сейчас вытолкают взашей. Он беспомощно взглянул на несостоявшуюся невесту, которая в течение всей этой сцены не проронила ни слова.
Бледная Вера стояла поодаль, глаза ее нехорошо блестели, но она явно не думала об унижении и обиде Яблокова. Помощи от нее ждать не приходилось.
– Ступайте, ступайте, голубчик! – миролюбиво проговорил Извеков, видя, что непрошеный гость двинулся к дверям. – Мы все постараемся побыстрее забыть неприятное событие, не так ли, Вера?
Бросив последний взгляд на девушку, удрученный и недоумевающий Яблоков двинулся прочь. Когда он удалился, Вениамин Александрович замолчал. Традиционно в подобной ситуации благородный отец должен укорять и стыдить свое легкомысленное и оступившееся дитя. Но он, увы, утратил это право! Вера смотрела по-новому, без прежней робости и безоговорочного обожания, и он не рискнул ни упрекать, ни корить дочь.
– Вера, бедная моя деточка. – Он легонько обнял ее и всплакнул.
Но девушка, доселе легкая на любые слезы, не ответила потоком покаянного рыдания. Она внимательно прислушивалась к себе. Внутри ее души росли неведомые ранее опасные чувства и мысли.
На другой день после нелепого сватовства Извековы съехали с дачи и вернулись в Петербург. На бухгалтера Яблокова столь скоропалительный роман и несостоявшееся жениховство подействовали престранным образом. По возвращении в столицу он тотчас же побежал в ближайшую книжную лавочку и потребовал сочинений господина Извекова. Приказчик понимающе закивал головой, как же, самый модный писатель, и выложил перед оторопевшим Антоном Антоновичем целую груду книг.